— Никто не мог заточить падшего на столь долгий срок! — заявил я.
— Максвеллу это удалось, — пожал Адриано плечами. — Конечно, кто-то обслуживал оборудование все это время, но с тех пор, как мы проникли в подземелье, никто не появлялся. Просто повезло, что какое-то время не было сбоев.
Я кивнул. Вероятно, раньше за этим местом присматривал тайный орден, члены которого едва не поджарили меня на электрическом стуле ради шкатулки герцога Аравийского. А когда сиятельные из окружения покойного императора Климента погибли, узилище падшего осталось без охраны.
Моя вина? Ну, если только отчасти.
— Тогда-то и возник этот план! — нервно рассмеялся архитектор. — Все карты были у меня на руках, не хватало только малефика, способного зачерпнуть потустороннюю силу демона и отдать ее девчонке. Это могло стать проблемой, но мне рекомендовали вас. И я согласился. Ну посудите сами — какой малефик согласится расстаться с такой властью? А у вас, дорогой мой, просто не будет выбора…
— Вы знаете, что Марлини мертв? — спросил я, желая вывести собеседника из равновесия, но тот лишь досадливо отмахнулся.
— Слышал, его задушил любовник, — поморщился он. — Закономерный финал для столь аморального типа. Но в нем уже нет нужды, он помог расставить фигуры на шахматной доске и создать нужный этюд.
— Нет нужды? — рассмеялся я. — А как вы собираетесь повлиять на меня? Я не собираюсь играть по вашим правилам. Зачерпнуть силу падшего? Это все равно, что пить раскаленную лаву!
Адриано Тачини нахмурился и взглянул на часы.
— А какой у вас выбор? — спросил он. — Умереть мне назло? Допускаю, вы способны на это. Но подумайте о тех, кого вы обречете этим на гибель. Подумайте о вашем друге поэте, о слепом рисовальщике и рыжей дочке главного инспектора. Думаете, они оказались здесь случайно? Вовсе нет, они часть этой партии.
Я только фыркнул.
— И что — убьете их, если не соглашусь помогать?
— Нет, — покачал головой архитектор, — но они умрут. Когда Меллоун узнал о заточенном в подземелье демоне, он загорелся идеей выпустить его во время выступления, чтобы смерть кронпринцессы списали на козни малефиков. Но падший слишком долго был в заточении, никто не мог предсказать, с какой скоростью он сровняет город с землей. У кронпринцессы оставались шансы спастись. А как вы оцените шансы на спасение своих друзей?
— Думаете, у падшего других забот не будет, кроме как уничтожать город? — рассмеялся я.
— А он не сможет его покинуть, — уверил меня Адриано Тачини. — Максвелл позаботился об этом.
— Кольцо электрической конки?
— Непрерывная электрическая цепь не выпустит падшего, — подтвердил архитектор. — Чтобы вырваться, ему придется вытянуть силы из всех сиятельных, кого он только сможет отыскать. Хотите знать, как демон вообще окажется на свободе? Я сам освобожу его. Все или ничего, Лев. Все или ничего.
— Проклятье! — не сдержался я.
— Ваша жизнь и жизни ваших друзей зависят от того, кто явится сегодня в мир: взбешенный долгим заточением демон или Кали, богиня своевольная, но не лишенная сострадания. По крайней мере, в одной из своих ипостасей.
Я заставил себя успокоиться и задышал медленно и размеренно, собираясь с мыслями. Живым из этой комнаты мне было не выбраться при любом раскладе. Даже если справлюсь с падшим, наградой за труды станет несколько граммов серебра, отлитых в форме пули.
Архитектор в очередной раз посмотрел на часы, и я поспешил его отвлечь:
— С чего вы вообще взяли, что Кали снизойдет до ваших просьб?
— Я могу только верить, что богиня наградит тех, кто открыл ей дорогу в этот мир. И к тому же, а что я теряю? Белинда знает, что бесплодна, и не может с этим жить! А я не могу жить без Белинды. Мне страшно оставлять ее одну, страшно, что однажды ее попытка перерезать вены увенчается успехом. Что тогда останется мне? Только пустить пулю в лоб. А я не хочу сдаваться. Я заставлю этот мир прогнуться! Я всегда добиваюсь своего!
Я только вздохнул. В голосе Адриано Тачини прозвучала непоколебимая уверенность в собственной правоте, доводами логики фанатика было не переубедить. И талант мой также оказался бессилен — ни страхов, ни колебаний архитектор попросту не испытывал. Его безумный замысел и обожание жены — вот и все, что волновало Адриано в этой жизни.
У меня даже закралось подозрение, что кукловод в этой истории вовсе не он.
— Адриано! — взглянул я в глаза архитектору. — Падший забрался к вам в голову. К вам и вашей жене. Она ведь до приезда сюда не думала о суициде, так? Демон не может просто заставить вас выключить приборы Максвелла, поэтому он манипулирует вами!
— Тогда разочаруйте его, — и глазом не моргнул архитектор. — Заберите его силу и отдайте Лилиане.
— А что будет с ней после этого?
— Она станет богиней.
— Ее душа растворится в потоке чужой силы.
— Она станет богиней!
— Не в этот раз! — рыкнул я и прыгнул вперед.
Плечо со всего маху угодило в дверцу клетки, и железные прутья уже начали подаваться, но в следующий миг электрические разряды отбросили меня прочь. В испуге соскочивший со стула архитектор моментально обрел спокойствие духа и вновь провернул реостат трансформатора.
— Вам придется сделать выбор, — объявил он. — Напряжение, подаваемое на оборудование Максвелла, будет уменьшаться постепенно, полностью обесточенным оно окажется через минуту после завершения выступления Брандта. Но не тяните — демон, подозреваю, вырвется еще раньше. Не упустите шанс спасти своих друзей, Лев. Не упустите.
У меня не нашлось сил ему ответить. Всеблагое электричество, чтоб его…
Адриано посмотрел на часы и натянул резиновую полумаску, закрывавшую нос и низ лица; каучуковый шланг уходил от нее к баллону со сжатым воздухом. Затем архитектор включил привинченный к стене динамик, и под легкий треск помех из него зазвучал голос конферансье. Представляли Альберта Брандта.
— Ваш выход, Лев. Не волнуйтесь, все случится само собой. Просто не сопротивляйтесь, — объявил архитектор и сдернул с одной из стен белое полотнище. За ним оказалась фреска с изображением Кали. У синекожей богини с двумя парами рук и ожерельем из черепов было лицо Лилианы. На второй стене обнаружился похожий рисунок, а третье полотно Адриано сдергивать не стал, вместо этого он погасил верхний свет и запустил кинопроектор. Под легкое стрекотание механизма на импровизированном экране возникла танцующая с удавом Лилиана. Запись сделали в варьете, сцена и кулисы были мне знакомы.
— Зачем это? — спросил я Адриано, но тот ничего не ответил, а потом и вовсе залепил уши восковыми пробками. Слушать поэму Альберта он точно не собирался.
Архитектор отрегулировал поступление в маску дыхательной смеси и принялся возиться с небольшим баллоном, вентиль которого был выкрашен красной краской. Один оборот, другой — и с тихим шипением комнату начал заполнять газ, лишенный цвета, вкуса и запаха, но от этого еще более коварный.