Бюро Вечных Услуг - читать онлайн книгу. Автор: Иван Быков cтр.№ 39

Вот только язык был по-прежнему общий. Нет, конечно, языки тоже были своими, родными и близкими, но этот, общий, как-то не забывался. Вроде, все двери были открыты колониальному, все врата подставлены, а этот, общий, все лез, зараза, и лез в уши – на улицах, с экранов, из мировой сети, из уст еще не забывших его родителей.

Его бы, как пел незабвенный Андрей Миронов словами Леонида Дербенева, «взять и отменить» (и пробовали, и не раз), но тогда – вот ведь какая штука получается – выйдет из него мученик с терновым венцом. А молодежь-то, она такая – если что ей запретить, так сразу же вберет себе в тренд хлебать это запретное большими деревянными ложками. И будет шушукаться по подвалам на этом самом, запретном, и петь по-швондеровски: «Суровые годы уходят…». А разве такого результата мы добиваемся, товарищи? Нет, нет и еще раз – нет!

Поэтому нужно было просто подождать. Как можно реже белить зеленой масляной краской стены, поменьше выделять средств на научные изыскания (да и вообще, какие могут быть изыскания?), если и брать кого в аспиранты, то как-нибудь хитро обзывать специальности и темы работ, что-то вроде «прикладной лингвистики», или «математической», или той же «компаративистики». Без конкретики – лингвистика себе и в колонии лингвистика. И тогда даже на столах преподавателей будет начертано, что холодно и зябко маленькой макаке. Или большому мамонту – не важно.

Мамонты, конечно, не вымрут, но станут видом дивным и забавным, перекочуют с обетованных территорий куда-нибудь в мамонтовые гетто. Как там говорил Обручев? «Земля Санникова»? Вот туда. А люди будут приходить на них посмотреть, над длинной шерстью посмеяться, бивни обломанные потрогать и сделать восхитительные портфолио на их фоне при помощи селфи-палочек. Или как они сейчас называются? При помощи – о! – моноподов.

Кольцо Соломона дважды повторило одну и ту же истину: «Все пройдет», «И это пройдет». И повторило оно эту истину (или две истины?) на языке арамейском, древнем, как и сам народ, которым правил мудрый царь. Последние носители этого языка умерли от старости только в начале двадцать первого века. Все пройдет. Нужно только немного подождать. Любая сила либо множится, либо рассеивается. А время – оно такое: все расставит на свои места.

Пожилая методист кафедры исторической грамматики была скупа на слова, но щедра на испепеляющие взгляды. «Индрин? Есть. Смотрите расписание. Не знаю. Не отчитывается. В аудитории. Ищите на этаже».

Даже серый костюм и сиреневая рубашка, специально надетые по такому случаю, не скрыли в Несторе работника среднего образования, причем не самого высокого эшелона.

Как-то, когда речь зашла об отношении Нины к социальному статусу Нестора, Наставник заметил: «Понимаешь, Нестор, социальная иерархия – это колода карт, от двойки до туза. Ты сейчас кто? Завуч. Завуч – это еще двойка. А директор школы – уже тройка. Двойка, между прочим, бьет туза. А тройка никого не бьет. Кроме двойки. А ее бьют все. Оно тебе надо? Правда, жене своей ты этого не объяснишь».

Видимо, методист кафедры, которая тоже, по сути, двойка, считала себя двойкой козырной. Поэтому с Нестором не церемонилась, информацией делиться не желала, да и вообще, считала визит сторонних людей на кафедру – делом вздорным и раздражающим. Кто ты? Сотрудник кафедры (тут тоже, кстати, был специфический ранжир)? Нет. Представитель министерства или спонсоров? Точно нет – на эту кафедру такие не заходят. Староста группы с зачетками и кассой по тарифу? Нет. Ну, что же ты тогда?

«Шурануть бы тебя на подсознательном уровне, – подумал Нестор. – Призвать бы вечного спутника бога Диониса – шалуна Пана, который порезвился бы всласть, наслав безотчетный панический ужас и желание бежать стремглав в неведомом направлении». Но это не Наговы методы, хотя такой способностью обладает любой Наг от Второго дна и ниже.

«Сам справлюсь», – решил Нестор. И отправился «искать на этаже». Была уже половина одиннадцатого. Закончилась первая пара, а по расписанию второй пары у Индрина не было. Так что он мог либо вернуться на кафедру для каких-то подотчетных дел, либо отправится прямиком по делам своим, а значит, лежащим в противоположном направлении.

Либо постарались оперативники Раджаса, либо мягко навела озарение напарница из Саттва, но Нестору повезло. Глеба Сигурдовича он встретил в коридоре. Доцент одиноко и задумчиво брел в сторону выхода из университета. Доцент был дрищом.

Нестор ни в коем случае не хотел обидеть Глеба Сигурдовича ни крамольной мыслью, ни – уж тем более – грубым словом. Но это самое слово первым приходило на ум при взгляде на доцента кафедры компаративистики. Нет, он не был худ или нескладен: вполне нормальная комплекция, обычный лептосоматик, каких большинство. Может, он даже ходил в зал иногда. Может, даже ездил на велосипеде, и один из припаркованных у входа железных пони был именно его. Но делал он это все (если делал) не в полете творческой свободы, не в порыве увлечения любимым делом, а лишь для того, чтобы сублимировать великое количество комплексов, живущих в его душе и теле. Может, даже наукой этой, непостижимой для Нестора, Глеб Сигурдович занимался именно с этой целью.

Перед визитом в университет Нестор ознакомился с некоторыми работами своей «цели». Поскольку, как догадывался Нестор, ему предстояло «работать совестью» во сне или даже во снах товарища Индрина, то предварительное прощупывание реципиента было не просто желательной, но даже обязательной процедурой. В эпоху вседоступности информации любой доцент оставляет за собой солидный шлейф из публикаций, выступлений, тезисов к конференциям и так далее. Нестор провел за этим занятием весь вчерашний вечер.

Копьютер находился в библиотечной комнате на втором этаже их домика (вот, теперь Нестор сам ловил себя на мысли, что называет этот дом своим). Дверь в библиотеку Нестор не закрывал. Взял сто коньяку для прочистки мозга после литров пива, шоколадку для подпитки того же органа и ушел в работы Глеба Сигурдовича.

Нина, которая все еще делала вид, что злится, сначала сидела на кухне у телевизора, потом же затеяла глажку в «женской» спальне. Поскольку вещи находились в гардеробе спальни «мужской», то Нина ходила перед дверью библиотеки взад-вперед, «туда-сюда», как говорил герой «Иронии судьбы». Сначала молча, но потом не выдержала.

– Чем занимаешься? – спросила грозно, как «mit dem Ausweis!».

– Делами, – не хотелось вдаваться в объяснения, Нестор только начал вникать в текст очередной работы.

– «Змеиными»? – прошипела Нина, именно так, в кавычках.

Нестор молча кивнул, и Нина покинула его. И глажка перешла в другую фазу, без «туда-сюда».

Из содержания работ Глеба Сигурдовича Нестор не понял почти ничего. Пришлось «смотреть душой», прощупывать какие-то общие моменты, которые можно было сопоставить с родной для Нестора областью знаний – с историей.

Нестор выяснил, что доцента Индрина с давних времен, еще с первых проб пера, с периода вольного соискательства кандидатской степени, интересовали несколько, на первый взгляд, разнородных вещей, которые все-таки можно было склеить в некую систему.