Тропа бабьих слез - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Топилин cтр.№ 23

У Софьи от волнения сердце бьется: никто из мужчин такие слова не говорил раньше. Почему дыхание рвется?!

Еще прошли немного, можно за один рывок нарты к дому подтащить, но он остановился почему-то опять:

– Давай передохнем немного, сил нет, садись, посидим!..

Он сел на передок нартов, она боком, с краешку, сзади. Она косо смотрит на него, что еще скажет. Он задержал свой взгляд на ее целой половинке лица дольше обычного, наконец-то наклонил голову:

– А ты привлекательная!

– Да уж! – с недоверием пыхнула она. – Особенно вторая сторона лица.

– Не унижай себя. Если о тебе говорят хорошо, не отказывайся от этих слов.

– Ты врешь все, – обиделась она и отвернулась.

– Тебе часто врали?!

– Нет, мне не врали, а говорили, что я уродина.

– А ты не слушай никого: скажи себе, что я красивая, и все увидят твою красоту!

– Как же, увидят…

– Постарайся!

На крыльцо дома вышел Фома Лукич, крикнул издали:

– Эй, кто там? Нашей веры или чужой?

– Хозяин! Пустишь ночевать православного? – вставая на голос, отозвался охотник. – Я тут не один, Фома Лукич, дочь твоя рядом, помогает нарты везти.

– Что-то не могу признать, кто таков будешь?

– Гришка я, Соболев! Знаешь ли такого?

– Знать не знаю, но слыхать слышал, – удовлетворенный ответом, ответил Фома и приказал, – ночевать вон в захожей хате будешь! Дрова там, лучины на столе, печь истопишь, нары разложишь, – и уже дочери. – Софья! Домой шагай, вечерню служить! – и ушел в дом.

Девушка послушно встала, склонила голову, хотела идти. Он взял ее за запястье, приостановил на мгновение:

– Спасибо тебе! Меня Гришкой зовут…

– Я уже поняла, – улыбнулась Софья уголками губ, высвободила руку и быстро ушла к себе.

С того дня все началось. Возвращаясь домой, Григорий теперь обязательно заходил на Погорельцевскую заимку, ночевал в захожей избе, благодарил хозяев, уходил так же внезапно, как и появлялся. Лука Власович и Фома Лукич в его визитах ничего странного не видели: мало ли людей ходит по тайге? Отказывать в приюте – грех! А только однажды кто-то заметил, что охотник неспроста к ним заходит. Пригляделись, и правда, Гришка-то внимание Софье оказывает! Старый Фома Лукич встретил подозрение в штыки: «А ну, как девку испортит?» Фома оказался умнее отца: «Будя уж… насиделась. Может, внуком обрадует…» Мария Яковлевна, завидев Гришку, в напряжении качала головой: «Ах, девка, мужик-то хороший! Кабы у вас сладилось хоть на ночку, я бы ему только спасибо сказала!»

Однако Гришка не спешил. Редкие визиты, раз в два-три месяца, не приносили конечного результата. Все было как в первый раз: разговоры, шутки, не более. Казалось, Гришка чего-то ждет или присматривается к девушке. А между тем в сердце Софьи загорелся костер.

Появится Гришка у Погорельцевых, спросит разрешения на ночлег, займет свое место, вечером выйдет перед домом, поговорить с хозяевами, начинает разговоры вести, где был, да что видел. Рассказчик из Гришки хороший, слушать не переслушать. В запаснике Гришкиной памяти много случаев, что в тайге творится. Он может смешно описать медведя, который с пнем боролся. Тут же, прыгая, по поляне, вспомнит оленя, который боится тени от тучи. Другой раз просмеет жадного таймешенка, который прыгнул из воды за трясогузкой, но не рассчитал силы и выскочил на песчаный берег. Вытянув шею, ни дать ни взять правда, изобразит глухаря на току, как тот попал лапой между сучков, не может высвободиться, а вокруг – восемь капалух.

Все свои истории Гришка преподносит со свойственным его разговору юмором. Старый Лука Власович смеется до слез: артист, да и только! Фома тоже не держится, пыхтит от удовольствия в бороду. Маркел всегда с Гришкой рядом, впитывает разговоры как мох дождевую воду: «Как так? Столько интересного вокруг! А у меня ничего не происходит…» Гришка пожимает плечами, бодрит юношу: «У тебя все еще впереди! Смотри внимательно – и увидишь!»

Софья довольна общением с Гришкой больше всех. Никто еще не оказывал ей столько внимания. Голос Гришки ласковый, как теплый ветер в сенокос; взгляд проницательный, будто глубина озера; внимание мужика цепкое, как первый морозец на легкую одежду. Как стоит Гришка рядом, у Софьи колени подрагивают, на спине капельки пота собираются. Всякий раз, как заходит Гришка из тайги, всегда какую-то диковинку несет. Один раз подарил камешки плоские, вместе слепленные, а между ними, крючок. Ну ни дать ни взять глаза филина и нос между ними! В другой день принес белый, чисто-прозрачный камень кварц, размером с кулак. Внутри него величиной с царский червонец золотой кап-самородок. Если держать кварц в тени, он молчит серой смолой, стоит вынести на солнечный луч, затомится камень желтым цветом, будто оживет и подарит тепло! Смотрит Софья на подарки, не налюбуется. Не потому, что все имеет какую-то материальную ценность, а оттого, что их нашел, принес и подарил Григорий.

Бегает Софья на свой пригорок каждый вечер: Григорий должен прийти со дня на день!.. С высоты хорошо видно большую тропку от озера вдоль реки. Приближение человека к заимке можно увидеть издалека, вон от того, третьего поворота. Как увидит девушка Григория, сразу, спустится на тропу, наденет платок новый, цветными нитками вышитый, сарафан чистый, что отец из поселка привез, в косу гребешок кедровый заправит. Чем не девица-красавица? Пойдет Софья по тропке, навстречу милому. Он удивится, спросит: «Откуда ты, как знала, что я пойду?» Она смущенно пожмет плечами, покраснеет щеками: «Так просто, гуляла, о тебе не думала…» Он засмеется: «Ой, ведь врешь! По глазам вижу, что врешь!» Потом шутливо, осторожно обнимет ее за плечи! Может быть, даже, поцелует ее в щеку… Потом, пойдут они по тропинке вдоль озера рядышком. Он как всегда будет Софье что-то рассказывать, она слушать. И не будет в это время никого счастливее их!

Мечтает Софья, сидя на своем пригорке. Однако мечты не сбываются. Нету Григория, все сроки прошли. Обещал к коренной воде вернуться, зайти обязательно, но скоро июнь кончится, а его все нет.

Томится девушка, скучно ей без милого дружка. В голову разные мысли лезут: а вдруг случилось что? В тайге всякое бывает. Ходит Гришка один, подвернул, сломал ногу, лежит, бедный, помочь некому…

Вскочит Софья на ноги, ревниво послушает горы, побежать бы, да куда? Никто не знает, в какой стороне ходит Григорий.

Снова сядет Софья на место, притихнет, слезу пустит. Жалко девушке Григория, всю жизнь один, нет семьи. Люди с таежного поселка приходили, рассказывали, как у него вся семья друг за другом «ушла». Кажется, все о Григории знает Софья, а вот в душу посмотреть не может. Обо всем он рассказывает, только себя не раскрывает, замкнутый, как зверь. Иногда в голову Софьи черные мысли лезут: раз скрытный, значит, хитрый, свои цели преследует. Закрадется в голову девушки подозрение: а ведь не зря ее отец Фома Лукич Григория подозревает в воровстве. Может, это он у Оюна соболей с лабаза украл?! И тянется драная ниточка словесного наговора: откуда у Гришки столько соболей? Не может один охотник столько пушнины добыть!..