Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848 - читать онлайн книгу. Автор: Иван Жиркевич cтр.№ 142

Одним словом, хотите благоденствия губернии, дружно и не жалея пожертвуйте капиталами по всем статьям вдруг, доверьте в этом ежели не начальнику губернии, то генерал-губернатору, и ежели тот, оставя мелочные предметы, употребит серьезно свои занятия на дело и благо общие, то, поверьте, губерния, по местности своей занимающая выгодный пункт в государстве, не только поднимется, но будет процветать и сторицей вознаградить положенные на нее издержки.

Воля русского царя так мощна, – повелит из Витебской губернии сделать сад, и будет сад из нее! Монумент Петра I стоит на болоте и не колыхнется ни разу. [568]

При разборе бумаг деда моего, генерала Жиркевича, я нашел несколько набросанных им заметок, имеющих несомненный бытовой и исторический интерес, которые и привожу здесь в том виде, как они записаны самим дедом.

В 1837 г. я был вызван в Петербург в комиссию для рассмотрения проектов об управлении государственными имуществами. Комиссия состояла из нескольких губернаторов; председательствовал в ней генерал Киселев.

Приехав в Петербург, я виделся с генерал-губернатором Дьяковым. Государь уже выехал в Вознесенск и оттуда проехал через Одессу и Черным морем в Грузию. В Петербург государь вернулся 9 декабря. Генерал Дьяков, рассказывая о предположенном государем вояже, сообщил мне:

– Вот как дела делают! Государь сперва не хотел ехать в Одессу, говоря, что он не может видеть Содома и Гоморры. Дали под рукой знать Воронцову. Тот прискакал в Петербург, и государь будет в Одессе.

Не знаю, справедливо ли это, но последствия оправдали настояния Воронцова, который в Одессе был осыпан милостями, а жена его пожалована статс-дамой.

По приезде я посетил министра внутренних дел Блудова, который принял меня с особенной благосклонностью. Поблагодарив за Симбирскую губернию, Блудов насчет Витебской сказал:

– Я удивляюсь вам, любезный Иван Степанович, как вы всегда действуете в превратном против других положении! Я еще ни от кого не слыхал, чтобы кто похвалил Витебскую губернию. Ваши замечания меня вполне радуют, и тем более что мои мнения согласуются вполне с вашими. Между прочим, скажите мне откровенно ваше мнение насчет политического характера обывателей этой губернии. Какими глазами они смотрят на распоряжения нашего правительства?

– Скажу вам откровенно, ваше высокопревосходительство, – отвечал я: – что все усилия раздражить дворян Витебской губернии тщетой своей доказывают спокойствие оной. Я не слеп! Знаю, что в так называемых Инфлендских уездах [569] есть дома 3–4, душой преданных польскому делу. Но эти лица все наперечет, и, дорожа более имуществом своим, нежели призраком свободы, они осторожно и молчком сидят у себя дома. Но есть у меня один Лепельский уезд, где множество дворян преисполнены польского духа. По обыкновенному своему легкомыслию они много, иногда даже чересчур много, болтают; но ни один из них не поднимится ни на какие восстания иначе, как если буря по несчастию дойдет до них самих, чего и ожидать невозможно. Прочие же уезды все, если можно так сказать, обрусели совершенно. Но действия местного православного духовенства напомнили им прежнюю отчизну, которая почти у всех вышла из памяти, и я признаюсь, что в последние 6–7 лет, не будь частых голодных годов, последствия могли бы быть важные!.. Витебский крестьянин – не человек. [570] Он ни чувств, ни религии не имеет. Слушает всякого, кто перед его глазами. Ксендз, чиновник, помещик действуют им, как машиной, и я могу удостоверить ваше высокопревосходительство, что в теперешнем положении крестьянина, прикажи ему не только перейти в православие, но и в магометанство, он и это беспрекословно сделает, и опомнится в новом законе только тогда, когда его накормят. Не было примеров, чтобы занимались религиозными вопросами, когда в животе вместо хлеба – древесная кора и мох, как у витебского крестьянина. Накормят его, говорю я, и он сочтет это благим последствием перемены и навсегда подчинится оной. Я не знаю и не понимаю, что так много церемонятся с ними…

– Как же вы предполагаете докончить присоединение униатов? – спросил меня Блудов.

– Всех вдруг, одним разом, и решительно без всяких колебаний.

– Но что же заговорят об этом за границей?!

– Неужели вы думаете, ваше высокопревосходительство, что теперь ничего не говорят и не пишут? Все наши проволочки, нерешительность, колебания дают только повод газетчикам и недоброжелающим нам правительствам лаять на нас шавками… Мы, вместо того чтобы презирать и не обращать внимая на этот лай, как сильное и могущественное правительство, останавливаемся, прислушиваемся и, страшно вымолвить, как будто боимся!!. Кому нужна уния? Ровно никому! Разве только одному Риму, да и ему она бесполезна и даже в тягость, ибо денег туда не отправляет – не из чего. Остаются одни хлопоты, которые могут поссорить с таким лицом, со стола которого часто перепадают крупинки, служащие для других целым обедом. Быть может, и весьма вероятно, папа поворчит в секретном конклаве, а потом и замолчит. Неужели какое-нибудь правительство будет серьезно обращать внимание на ворчанье или даже на гнев папы?!

– Но попы униатские, наконец, все католики будут ли молчать?!

– Точно так же! С ними-то и нужно действовать напрямик. Из попов найдутся упорные: человека два-три. Переведите их для вида в другие губернии или в другие приходы и по прибытии их туда приходов им не давайте, а замените двойной или тройной пенсией, и все дело пойдет своим чередом.

– Мы и думали это сделать, но все опасались потрясений… Ваши теперешние слова меня много подвинули вперед. Скажу вам одну важную новость: на днях состоялся здесь указ, что все церковные дела униатов подчиняются непосредственно канцелярии обер-прокурора святейшего синода. Вместе с этим мы хотим поднять несколько униатских епископов. Вашему Лужинскому думаем дать ленту. Как вы полагаете, хорошо ли мы делаем и в нашем ли духе он будет действовать?

– Я ручаюсь за него, – отвечал я, – Смарагд только что не бил его, а ругал и в глаза, и за глаза нестерпимо… И вдруг Лужинский получит такую награду, которая возвысит его в глазах тех, которые, быть может, были не раз свидетелями его унижений!.. Я уверен, что это будет ему великой радостью.

– Мы предполагали еще, – добавил министр, – повременя несколько, предложить униатским священникам через их архиереев присоединение с оставлением им прежней их одежды и тех допущений, которые уже вкрались в их обряды богослужения от католицизма.