С театра войны 1877-1878. Два похода на Балканы - читать онлайн книгу. Автор: Лев Шаховской cтр.№ 24

Горний Дубник,

14 октября 1877 г.

Заняв с боя 12 октября турецкие позиции у Горнего Дубника и укрепившись в них, генерал Гурко решил завладеть Телишем, лежащим в семи верстах от Горнего Дубника на юг по Софийскому шоссе. Укрепления Телиша расположены на самом шоссе, в том месте, где оно поднимается значительно в гору; укрепления эти пересекают шоссе поперечно и имеют вид большого редута, обнесенного вокруг рвом и валом. Правее этого редута возвышенность, на которой расположен редут, круто нисходит в лощину; в лощине лежит самое селение Телиш; за лощиной поднимается вправо другая возвышенность, на которой расположен другой турецкий редут меньших размеров, но так же, как и первый, обнесенный рвом и валом. Словом, все то же, что и в Горнем Дубнике, что и повсюду у турок, – система окопов, система, как у крота, зарываться в землю и оттуда сторожить неприятеля. Зарывшись в землю, точно уйдя в нору, турок страшен тем, что сам скрытый от взоров неприятеля, причиняет атакующему слишком много потерь, пока солдат наш успеет добраться до норы, где засел турок, и штыком выгнать его оттуда. Едва турок принужден выскочить из-за окопа, он сдается, кладет оружие и просит пощады.

На этот раз генерал Гурко, озабоченный тем, чтобы при взятии Телишских укреплений наивозможно более щадить русскую кровь, решил для взятии Телиша предоставить главную роль гвардейской артиллерии и прибегнуть к атаке только в последнюю минуту как к последнему, решающему удару. Такой образ действий был тем более возможен, что генералу Гурко не приходилось слишком спешить со взятием Телиша, так как в наших руках уже имелась укрепленная позиция на шоссе у Горнего Дубника, и самое наступление на Телиш было предпринято только в видах расширения и большего укрепления этой уже занятой нами позиции. В деле 12 октября у Горнего Дубника приходилось действовать иначе: там нельзя было медлить из опасения, что Осман-паша выйдет на нас из Плевны, что с юга из Орхание подойдут турецкие войска – приходилось брать турецкие укрепления с налету, приходилось решительно и быстро сесть верхом на шоссе и оседлать его. С Телишем, наоборот, можно было иметь дело хотя бы в продолжение двух дней. Поэтому и решено было подвергнуть турецкие редуты у Телиша продолжительному действию артиллерийского огня. Для этой цели генерал Гурко распорядился выдвинуть 16 октября против Телишских высот шесть пеших и четыре конные батареи, то есть 48 орудий пеших и 24 конных, итого 72 орудия, и кроме того, с северо-западной стороны Кавказскую бригаду генерала Черевина с Донской батареей.

В прикрытие батареям назначены были Московский и Гренадерский полки, причем придано к каждой батарее по полуроте гвардейского саперного батальона для постройки окопов впереди орудий; на фланги наших позиций поставлены две кавалерийские бригады – Гродненский гусарский, лейб-гвардии Уланский, Драгунский, лейб-Гусарский и Конно-Гренадерский полки, чтобы преследовать неприятеля в случае отступления; наконец у Дольнего Дубника, чтоб отвлечь внимание сосредоточенных там турок, решено было произвести сильные демонстрации: одну – отрядом генерала Арнольди, другую – Киевским гусарским полком с придачей к нему двух эскадронов Астраханского драгунского полка, при одной батарее.

В 9 часов утра 16 октября генерал Гурко выехал из Горнего Дубника в сопровождении штаба и конвоя на место предполагаемого сражения под Телишем. У Дольнего Дубника уже началась демонстрация. Там грохотали пушки и трещали уже ружейные выстрелы. Но под Телишем назначено было начать сражение в 11 часов утра, и мы двигались за генералом по шоссе, обгоняя батареи и войска, которые еще только шли занимать боевые позиции. При виде черной наступающей массы нашего войска цепь турецких аванпостов стала немедля отступать к турецкому редуту, не сделав ни одного выстрела, если не считать маленькой стычки, происшедшей на нашем крайнем правом фланге, где десяток черкесов открыли было огонь по Гродненскому гусарскому полку и затем тотчас же ускакали. Одной из пущенных этими черкесами пуль был сильно контужен принц Саксен-Альтенбургский, командир полка, ехавший впереди. Пуля ударила ему в металлическую папиросницу и, не имев силы пробить, согнула ее и ушибла принцу ногу.

Между тем батареи въехали на позиции и расположились широким полукругом в виду главного турецкого редута, помещавшегося на самом шоссе. Генерал Гурко со своей свитой остановился вблизи одной из батарей нашего центра. Генерал сидел на складном стуле и принимал беспрестанно со всех концов привозимые к нему донесения. Мы все полулежали вокруг генерала на траве, уже сухой и порыжевшей от холодов. Ровно в 11 часов утра раздался на батарее левого фланга первый пушечный выстрел, и первая наша граната, взвизгнув при вылете из орудия, зарокотала в воздухе по направлению к турецкому редуту. Генерал снял шапку, и мы все перекрестились. «Снова битва! – думалось каждому. – Снова неизвестность, чем кончится день!» Снова застукало и защемило сердце, и кровь взволновалась. Первая минута боя – тяжелая минута! Скоро привыкаешь к шуму и реву сражения, но в начале его словно стоишь перед чем-то неизвестным, безотчетно страшным, которое готово обрушиться, подавить вас, уничтожить. А тут, под Телишем, невольно приходил на ум целый день, недавно пережитый под Горним Дубником, день 12 октября, когда и здесь под Телишем целый полк Егерский геройски осаждал Телишские укрепления и не в силах был одолеть того редута, куда, как вызов, понеслась сейчас наша первая граната. За нашим первым выстрелом зазвучал второй, третий, и вот весь полукруг, занятый нашими батареями, заревел, задымился, застонал от пушечной пальбы. Турки принялись было энергично отвечать нам из редута и направили свои первые снаряды на наши центральные позиции.

Нам с генералом Гурко такое уж счастье – всегда попадать первыми под огонь неприятеля. Турецкие снаряды стали ложиться впереди, позади нас, сбоку, врывались в землю, лопались, и осколки их со звоном разлетались во все стороны. По тому же понятному счастью, что и в деле 12 октября, в штабе генерала не было раненых или убитых. Но турки недолго угощали нас своими снарядами, через час канонады и выстрелы их начали становиться все реже, а наши орудия все усиливали, все учащали огонь: в редут стреляли уже не отдельными выстрелами, а залпами, не только из простых гранат, но из шрапнели. Ежесекундно появлялись высоко над редутами круглые маленькие яблочки дыма, обозначавшие лопнувшую над ними шрапнель. То были шрапнели какой-то новой системы, с диафрагмой: лопнув над неприятелем, они обсыпали его сверху градом пуль, разлетавшихся веерообразно. Невесело было туркам в редуте сидеть под градом такой шрапнели! Наша артиллерия должна была производить на турок подавляющее впечатление. Это чувствовалось как-то всеми.

– Мы теперь пристрелялись, – говорил нам один из артиллеристов. – Мы попадаем теперь без промаха в намеченную точку.

– Не завидую я туркам! – высказал кто-то громко общую нашу мысль.

Мысль эта, вероятно, пришла и в голову генералу Гурко. После двух с половиной часов непрерывного артиллерийского огня из 72 орудий генерал Гурко задумал попробовать с турками новое средство, а именно – послать к ним парламентера с предложением сдаться. Немедля привели пять человек пленных, захваченных ранее в деле 12 октября под Горним Дубником, и передали им подписанное самим Гурко письмо к паше, начальнику турецких войск под Телишем, следующего содержания: «Вы окружены со всех сторон русскими войсками; 100 орудий направлены на вас и уничтожат ваши окопы со всеми их гарнизонами. Во избежание бесполезного кровопролития предлагаю вам положить оружие». Вручив пленным туркам это письмо, генерал Гурко приказал трубить по всей линии отбой, и через несколько минут после оглушительного грохота пушек внезапно водворилась тишина по всей линии. Отвести парламентеров к турецким укреплениям генерал Гурко поручил своему ординарцу хорунжему князю Церетелеву. Князь Церетелев отправился вперед с пленными турками и, сделав из своего носового платка нечто похожее на парламентерский флаг, вручил этот флаг пленным туркам. Между тем едва прекратился наш артиллерийский огонь, на редуте вдруг открылось для нас любопытное зрелище. Турецкий редут, казавшийся до той минуты рядом земляных насыпей, вдруг усеялся тысячами красных шапочек: то выглянули из своих земляных нор турецкие солдаты, не понимавшие, что означает такое неожиданное прекращение смертоносного огня с нашей стороны. Тут завидели они пятерых высланных к ним парламентеров-турок, махавших носовым платком.