Она стояла и плакала.
– Надя, ты что? Тебя так книга расстроила? Надя? – Я вскочил и прижал её к себе, – Надя, что с тобой?
– Это я так, – сквозь слезы, с трудом ответила Надя. – Я просто… Ну, ты не поймешь. Нет, прости меня. Я не то хотела сказать, прости Андрей. Просто я вижу впереди только боль и темноту.
– Если сидеть, сложа руки – ничего и не будет кроме боли и темноты. Но ты девчонка, ты не поймешь, наверное, меня… Да и ты ведь сама себе противоречишь. Только что сказала про силу. А мне такое не очень нравится. Это вроде сказочных персонажей и мечей-кладенцов.
– Ты прочел только одну главу книги. Там есть ещё главы… – Надя говорила со мной, как с чужим. Глухим и безликим голосом.
– Да какая разница, что там ещё написано? Это же просто старинная книга. Только книга…
– Там еще написано… – Надя говорила все таким же бесцветным голосом.
– Ну, хорошо, что там ещё?
«И шел человек к свету и пришел в сад. И было в саду цветение дерев и пение птиц. Сказал человек – здесь хорошо. И пришел к человеку другой и сказал, вот придут с тобой сюда и сорвут цветы, и испугают птиц, и не будет птиц и цветов? И сказал человек – мне сад милее. И остался человек в саду один. Цветы пахли и пели птицы. Но грусть пришла к человеку и спросил он – где мои любимые? И ответил ему Тот – ты сам сказал, сад милее. Растет сад твоей мечты на крови твоих любимых. И не было больше человека».
– Надя, – перебил я – Причем здесь мечта и сад?
– Нам нужно бороться за то, что у нас будет, но какой смысл в этой борьбе, если я потеряю тебя? – Надя стала словно каменная. – Ведь это война, а не игра.
– Ну, в игре тоже было почти как в жизни…
– Андрей, нет игр у нас. Есть и будем только мы. И в игре наша роль – это мы. Я знаю.
Глава двадцать пятая
– Надя, а ты знаешь, – совсем невпопад ответил я, – мне рассказали. Оказывается, Ива погибла из-за него… Он вообще виноват во многих смертях.
– Я говорила – он плохой.
– Я его убью, – я произнес то, о чем боялся подумать.
– Зачем? – Надя посмотрела на меня с недоумением. – Андрей, не надо убивать человека просто так. Это не правильно.
– Но я убивал! Иначе было нельзя! Или он или я!
– Ты убивал в бою. Когда иначе нельзя. Но ведь сейчас не бой. Не убивай!
И уже совсем спокойным голосом:
– Я просто дура, вообразила черти что. – Она неожиданно переменила тему и совсем грустно покачала головой. – Я подумала, что в тебе что-то меняется. Зачем тебе он? Нельзя убить человека так просто. Даже если сейчас тебе очень хочется.
– Надя, пойми. – Я взял её за руку. – Я убивал предателя там, в лагере. Как мог. Так чтобы…
И тут я понял, что говорю полную ерунду. Одно дело, когда я подстроил западню с кислородом Юзику. Жлобу и мерзавцу. Убившему Вовку. Но это было там, в лагере. А здесь была другая, совсем другая жизнь. Она затягивала своей рутинностью и вязкостью. Словно гадкий крахмальный кисель. Но ведь Пыльцын… Он же и Надю может потом сдать властям. Я помню как он на нее зыркал, когда она молнию в руках держала.
Надя сидела неподвижно, и смотрела в одну точку. Она, казалось, даже не слышала меня.
– Надя, да брось ты! – надо её успокоить. – Да плюнь ты на Пыльцына! Он сволочь, просто я боюсь, что он и нас заложит сентам…
– Да не в нем дело, – голос у Нади совсем задрожал – Мне не понравилось, как ты говорил. У тебя был такой голос, словно и в самом деле хотел убить. Это неправильно.
– Я такой как всегда, – зачем она обо мне так думает? – Я таким был всегда. Но я не хочу, чтобы вся моя жизнь оставалась как сейчас. С брикетами и униформами. Без смысла и надежды.
– И ты думаешь, поэтому надо пойти и убить кого-то? Ты думаешь, что это надо? – На глазах у Нади появились слезы. Этого мне только не хватало.
– Я хочу уничтожить предателя.
– Нельзя хотеть убивать! – Надя почти закричала. – Нельзя. Поэтому я и боюсь. Ты ведь говоришь неправду, да?
– Нет, говорю правду, – я начинал злиться на Надю. – Иногда хочу.
– Андрей, не надо, не путай чувства с необходимостью. Я понимаю, тебе была очень дорога та девушка, Ива. Тебе хочется отомстить, ты себя чувствуешь виноватым. Но не надо. Ничего, кроме зла, ты не породишь вот так. А предателя надо наказать, но не так. Что изменится, если он умрет? Не появятся новые предатели? Они были всегда и всегда будут. А вот ты – ты изменишься. Не надо множить зло. – Надя взяла меня за руку – Андрей, поверь мне. Иногда, когда нам очень больно, мы можем делать ошибки. Не надо…
И тут я сделал глупость. Я совсем рассердился на Надю.
– Да, что ты понимаешь! – Я дернул плечом, так что Надина рука соскользнула, я почти закричал – Я через такое прошел, что … Я выжил потому, что я мог сопротивляться. А ты хочешь добренькой оставаться? Нет, я лучше тебя понимаю, что надо. И не надо меня Ивой попрекать! А ты тут, живешь у меня и ещё…
В общем – я просто говорил глупости. И понимал, что это глупости, но не мог остановиться.
– Да, ты прошел через такое. – Надя смотрела на меня спокойно. И говорила спокойно. – Но если то, что ты прошел, изменило тебя так… И я никогда тебя ни в чем не упрекала. Я не хотела тебе мешать, – она добавила как-то тихо и беспомощно – Я могу уйти. Но… Я тебе хотела помочь. Я боюсь этого человека. И мне немного страшно за тебя. Я не хочу потерять тебя.
Ничего больше не говоря, Надя пошла в коридор, сняла с вешалки мою теплую робу и ушла на балкон. Было слышно, как стукнул крючок, снаружи запирая дверь.
Я сидел на кухне, и мне было очень гнусно. Скорее просто физически плохо. Я обидел Надю. И не могу найти в себе сил пойти мириться. И ещё мне стало казаться, что впереди у меня будут только сумерки, моросящий дождь, бессмысленные дела и пустые разговоры на кухне. Все более и более пустые с каждым днем. И не будет никого, и не будет Нади. Сначала я привыкну жрать эту пластиковую отраву, другого ведь нет. Потом мне будет нравиться униформа. Потом даже понравится каждую неделю менять работу, мести дворы, гонять мышей, тараканов. А потом … Неужели мир так и заснет? Как мне разбудить его? Да и в силах ли я разбудить его, если себя не могу разбудить и сбросить с себя эту липкую безысходность? Время от времени я выходил в комнату – балкон был закрыт изнутри. Ну и ладно! И тут я поймал себя ещё на одной, страшной мысли. Я ведь нарочно Надю обидел, упрекнул в том, что она живет у меня. Ведь это неправда. То, что она здесь, со мной – это, наверное, единственное, что мне важно в жизни. А, поди, ляпнул такое. Зачем? Я не мог так просто сидеть дома. На улице были ранние сумерки и сырой туман гнилой зимы.
Мои мысли прервал телефонный звонок. Почему-то я подскочил от него, как ошпаренный. Оказалось совсем плохо – звонил Пыльцын. Легок на помине.