Сезон воронов - читать онлайн книгу. Автор: Соня Мармен cтр.№ 79

– Кэмпбеллы из Гленлайона не католики, но они все равно на стороне Претендента, – добавил Кол.

Я вздохнула, и на этот раз огорчение мое не было наигранным.

– Ваши отцы сражаются не только из-за веры. Все намного сложнее. Все дело в политике, в размолвках, в старых претензиях…

– А вы, миссис Кейтлин, какого короля вы хотите в Шотландии? – спросил Исаак.

На мгновение я растерялась, но тут же собралась с мыслями и попыталась удовлетворить его любопытство.

– Я не знаю, Исаак. Но думаю, что была бы рада королю, который дал бы нам жить спокойно.

Алекс многозначительно усмехнулся.

– Это еще не скоро будет! Пока мы прогибаемся перед этими проклятыми sassannachs, они будут нас притеснять! Я считаю, что то, что мы – паписты, тут ни при чем. Мы – хайлендеры, вот за что они нас ненавидят! Стюарты – католики, но получили же они «Патент огня и меча», чтобы казнить Макдональдов из Кеппоха! А ведь они такие же паписты, как и мы!

– А зачем тогда люди из Кеппоха идут сражаться, чтобы Стюарты снова заняли трон? Они что, больные?

– Потому что Стюарты – шотландская династия, мой дорогой Исаак, – заметила я.

– Не слишком ли все это запутано?

– Я объясню тебе все потом, Элис.

Я посмотрела на Алекса Макдоннела, старшего сына Калума. Ему было всего шестнадцать, но ростом и статью он был уже мужчина. Внешне он больше походил на мать, но по характеру и повадкам очень напоминал мне отца. От Калума он унаследовал и жгучую ненависть к англичанам. Никто из этих детей еще не родился, когда случилось то побоище 1692 года, но они были о нем наслышаны. Родители постарались на славу, и все детали этой ужасной трагедии запечатлелись у них в памяти.

– Когда у нас будет король-католик, нужно будет учиться писать по-английски или нет? – спросила тоненьким голоском Кенна.

– Конечно, придется, гусыня ты глупая! Король Яков наверняка не говорит по-гэльски!

– Нейл! Следи за своей речью!

Я посмотрела на девочку, которая как раз откусила кусочек яблока.

– Боюсь, дорогая, учить английский все равно придется. За пределами Хайленда, в других землях Шотландии, говорят еще на англо-шотландском – скотсе и по-английски.

– Ну да, мама говорит, что нас, хайлендеров, меньше, чем остальных.

– Да, нас меньше.

– Ну вот, еще она говорит, что sassannachs считают нас париями. А что это такое – пария?

– Пария – это тот, кого все презирают.

– А из-за чего нас презирать? – спросила девочка простосердечно.

– Потому что мы не такие, как они. Мы думаем по-другому, говорим на языке, который остальные не понимают. У нас свои, особенные, традиции и свой жизненный уклад.

– Но мы же молимся одному Богу! Вы сами это только что сказали!

Я со вздохом подняла очи к небу.

– Это правда. Вот только люди до сих пор спорят, как именно надо молиться Богу. Католики делают так, как говорит Папа, англиканцы слушаются своих епископов, а пресвитерианцы в молитве обращаются напрямую к Господу.

– А я никак не могу понять, почему люди воюют во имя Бога, который, если почитать Святое Писание, призывает нас быть милосердными и терпимыми! – сказала Элис.

– Да ты вообще ничего не понимаешь! – в нетерпении воскликнул Исаак. – Отец сражается не во имя Бога, а за то, чтобы оставаться шотландцем! Знаешь, что он говорит?

Девочка пожала плечами, показывая, что ей это совершенно не интересно.

– Он говорит, что прежде всего мы – шотландцы. Мы, конечно, подданные Британии, но англичанами никогда не станем.

Я улыбнулась. В двенадцать лет Исаак был вылитым портретом своего отца, Дональда Макинрига, – самонадеянный, несдержанный и непослушный, но при этом обаятельный и до глубины души преданный своему клану и своим корням. Он горделиво расправил плечи, покрытые пледом с тартаном Макдональдов, и упрямо тряхнул красивыми и непокорными темно-рыжими волосами.

– Я уж точно никогда англичанином не стану! И никогда не предам свою кровь, как эти дураки Кэмпбеллы, и…

– И закончишь писать упражнение, как я тебе велела, – закончила фразу за сына Дженнет Макинриг.

Стряхивая с плеч снег, она вошла в комнату с блюдом ячменных лепешек с медом и поставила его на стол.

– Teich! [62] – И она шлепнула маленького лакомку по руке, потянувшейся было к блюду. – Только после урока!

– Но, мам! – возмутился Исаак, усаживаясь на место.

– Никаких «но»! На чем вы остановились?

Я смущенно улыбнулась.

– Мы не очень далеко ушли от того места, на котором ты вышла. У нас завязался разговор на очень серьезную тему.

– Неужели? И о чем же вы говорили?

– О религии, о шотландском короле и о войне, – ответил Исаак.

– Тема и вправду щекотливая! Думаю, нам стоит вернуться к уроку религии и молитвам. Заканчивайте писать «Pater noster» и будете полдничать!

Ответом на это предложение было недовольное ворчание. И все же дети снова взяли в руки перья и вернулись к работе, время от времени поглядывая на угощение, аромат которого разнесся по кухне.

– А что означает «inducas in… tentationem»? – спросил вдруг Алекс, поднимая на меня глаза.

– Et ne nos inducas in tentationem. По-гэльски это звучит так: «Thoir dhuinnan diugh ar n – aran lathail», то есть «Да не введи нас в искушение».

– Намного проще было бы сразу сказать это на нашем языке, – буркнул подросток, поглаживая гусиным пером покрытый юношеским пушком подбородок. – Кстати, а зачем католики усложняют себе жизнь, записывая свои молитвы на латыни?

– Потому что этот язык понимают во всем мире. На латыни пишут, чтобы избежать погрешностей при переводе с одного языка на другой. Поэтому тексты не только понятны всем, но и те люди, которые их переписывают, не могут изменять их по своему желанию.

– А вы говорите на латыни?

– Нет. Я не имела возможности ее выучить.

Кол шепнул что-то на ухо брату, Алексу, и старший взглянул на меня с сомнением.

– Кол! Может, скажешь то же самое громко, чтобы все слышали?

Мальчик неуверенно посмотрел на меня.

– Ну…

– Ты ведь сказал только что что-то брату, верно?

– Ну да. Но я не знаю, надо ли вам это повторять, миссис Кейтлин…

Алекс прыснул при виде расстроенной физиономии младшего брата и решил ответить за него:

– Он сказал, что девочки не могут учить латынь, потому что ходят в школу не слишком долго.