– И все же я не понимаю… Как же так вышло?
Парень беспомощно обвел руками пространство вокруг. Где-то под сводами раздались характерные хлопки кожистых крыльев. Наверное, там обитали какие-то крылатые твари.
– Ты хочешь узнать все сразу? – усмехнулся Герцог.
– Потом у меня может не оказаться времени.
– Ну ладно, – Герцог чуть улыбнулся. – Знаешь, как трудно в этом злобном мире взрастить что-то хорошое…
– Понимаю, – твердо сказал Книжник. – Мы в Кремле двести лет бьемся за это, но толку не особо много…
– Дело даже не в том, чтобы сделать этот мир лучше, – теперь уже Герцог движением головы обвел пространство собора. – Этот мир уже не исправить.
– В чем же, по-твоему, дело?
– Нужно создать ростки.
– Что?
– Ростки нового мира. Этот новый мир должны строить юные, чистые души. Потому что новый мир должен стать совершенно другим. Как вода смывает грязь с закопченного стекла. Когда-то пытались создать нового, совершенного человека, но все эти затеи провалились или обернулись еще большим злом. Ты же читал о «социальном дарвинизме», евгенике, теории высшей расы и все в этом роде. Но мы поняли: не нужно выводить какого-то особенного «нового человека». Потому что эти новые люди – они уже среди нас. Это дети.
Герцог замолчал, разглядывая Книжника, словно оценивая – понял ли тот его слова. Книжник же возразил:
– Только есть одна проблема: рано или поздно все дети становятся взрослыми. Со всеми их страстями и пороками.
Его собеседник удовлетворенно кивнул:
– Все правильно. Дети становятся взрослыми – и набираются опыта, знаний, навыков. Всего, чего не хватает детям. Но вместе с этим теряют чистоту и свежесть, которой так не хватает этому миру. И вот один мудрый человек подумал: а что, если есть выход из этого порочного круга? Что, если дети научатся набираться опыта и мудрости, оставаясь при этом детьми? Что, если избавить детей от проклятья взросления?
Наверное, Книжник очень странно поглядел в этот момент на говорившего, потому что тот осекся, поймав его взгляд. И рассмеялся:
– Я тебе кажусь психом?
– Ну… Немного.
– Согласен – идея действительно безумная. Но самое главное – она работает. И дает плоды.
– И что же, эта девчонка… – Книжник указал взглядом на светловолосую девочку, недавно одарившую его своей поразительной улыбкой.
– Эта? – герцог усмехнулся. – Она моя ровесница.
Книжник снова не смог сдержать изумления на лице.
– А что же ты сам?.. – слова застряли у Книжника в горле.
– Кто-то должен присматривать за ними, – сказал Герцог, и в голосе его послышалась неприкрытая грусть. – Настоящий взрослый. Со всеми достоинствами и недостатками.
– Выходит, не все так просто с вашими Питерами Пенами? – криво усмехнулся семинарист.
– С кем?
– Была такая сказка. Про мальчика, не желавшего становиться взрослым.
– Да, помню, – герцог рассмеялся. – Видишь – идея не нова. Но только нам удалось реализовать ее на практике.
– Так в чем секрет? Генная инженерия?
– Не в наших условиях. Все проще – и вместе с тем сложнее. Просто должен был появиться гений, способный на великое открытие.
– И что это за мудрец такой, что все это придумал?
– Алхимик.
– Кто?
– Не слышал про него?
– Откуда? Я же не местный.
– О, это великий человек. И настолько же странный, – Герцог на секунду задумался. – Я бы даже сказал – страшный.
– Пожалуй, так оно и есть, – глядя на странных детей-взрослых, произнес Книжник. Поежился. – Я бы ни за что не согласился навсегда остаться в шкуре подростка.
– Так и у нас не все идут на это. Дело сугубо добровольное. Кто-то же в Логове должен обладать силой и представительной внешностью. Кто-то должен выходить за пределы Логова, не выдавая наших тайн. Не все ведь в этом мрачном городе разделяют наши взгляды.
– А многие про них знают?
Герцог пристально поглядел на него:
– Вообще никто.
– Вот как?
– Вы трое – первые из посторонних в Логове. Но вы чужаки в городе, так что это особый случай. Дети вообще не в счет – они останутся здесь и, наверное, присоединятся к остальным. Для того и нужна проверка на входе в Логово – чтобы не проникли случайные люди. Или, чего доброго, нелюди.
Семинарист отвел взгляд. Отчего-то упоминание о нелюдях вызвало у него прочные ассоциации с этими полудетьми, существование которых противоречило самой человеческой природе. Стало немного жутковато и как-то тоскливо – словно забрел не туда, ошибшись дорогой…
– Это не ошибка, – произнес тонкий и вместе с тем глубокий голос. – Тебя привела судьба.
Книжник поднял взгляд. Перед ним стояла девушка лет шестнадцати – худенькая, с огромными черными глазами на бледном лице, в обрамлении длинных, прямых вороных волос.
– Тебя всюду судьба ведет, – продолжила девушка, воде бы даже удивленно. Склонила голову чуть набок, словно желала рассмотреть парня под другим углом. – Никогда такого не видела…
– Сам удивляюсь, – Книжник попытался свести все в шутку. Получилось коряво и натужно. – А позвольте поинтересоваться, на всякий случай: сколько вам лет, уважаемая? Может, к вам по имени-отчеству надо… Хотя о чем это я – как можно спрашивать у дамы возраст?
– Шестнадцать, – спокойно сказал девушка. – Я только прошла обряд посвящения.
– Что за обряд? – Книжник скосился на Герцога. – Или мне нельзя говорить об этом?..
– Она сама скажет, если посчитает нужным, – негромко произнес Герцог. – Она Пророчица – никто не смеет ей указывать.
– Пророчица? – повторил Книжник.
Девушка протянула в его сторону руку. На узкой ладони лежал странный оранжевый камень. Книжник никогда такого не видел. Просто физически не мог видеть. Но узнал его сразу.
– Это янтарь?
Пророчица чуть качнула головой:
– Не просто янтарь. Алатырь Жизни. Возьми.
Книжник протянул к камню руку – и отдернул: ему показалось, что этот кусочек окаменелой смолы обжег его, как раскаленный металл.
– Зачем? – осторожно спросил он.
– Чтобы понять. Ну же!
Пересилив неожиданный внутренний протест, он взял в ладонь удивительный, обжигающий камень. И тут же ощутил: что-то происходит.
– Сожми ладонь, – донеслось до него, как будто издалека.
Он сжал горячий камень – и это тепло заструилось по руке все выше, к плечу, и ноздри защекотало волнующим запахом горячей смолы. И вместе с этим запахом – наверняка существовавшим лишь в его воображении – пришло острое, ни на что ни похожее ощущение реальности.