Боги среди людей - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Аткинсон cтр.№ 88

Замену ему нашли через год; кстати, его место заняла женщина, хотя новый Агрестис так и не заявил о смене пола. Но к тому времени это обстоятельство, равно как и многое другое, уже не имело для Тедди никакого значения; Агрестиса он оставил позади, даже не оглянувшись.

Нарциссы, заполонившие все склоны под городской стеной, были настоящим чудом. Перед новым домом нарциссов у них почему-то не было (притом что у всех есть нарциссы, правда?), и Нэнси решила поручить Тедди сделать для них клумбу. Да побольше, чтобы видеть, по Вордсворту, толпу нарциссов золотых. Тедди был бы только рад. К ее удивлению, он увлекся садоводством, изучал каталоги семян, продумывал посадки, рисовал наброски. Нэнси никогда ему не перечила, но он все время спрашивал ее совета: «Как ты смотришь на гладиолусы?», «Может, выкопать маленький пруд?», «Горошек или бобы? Или одно другому не помеха?».

Когда она дошла до старинной заставы «Манкгейт-бар» и остановилась перед светофором, на ее левый глаз вдруг опустилась черная пелена. Нет, скорее, черная повязка: Нэнси только сейчас поняла, что при этом чувствуешь. Единоличное затемнение. Это было предвестием беды. От славы света того, говоря языком Библии, она лишилась зрения, хотя Манкгейт ничем не напоминал дорогу в Дамаск.

С трудом найдя ближайшую скамью, Нэнси посидела в неподвижности, ожидая, что будет дальше. Обретение веры? Едва ли. Случись у нее полная потеря зрения, можно было бы позвать на помощь, но ослепла она только на один глаз, что казалось ей недостаточно веской причиной для обращения к посторонним. («Глупость какая, – выговаривала ей Милли, узнав об этом происшествии. – Я бы заорала во все горло». Но то была Милли, а это – Нэнси.) Минут через десять безмолвного ожидания черная завеса поднялась столь же внезапно и таинственно, как опустилась, и глаз прозрел.

– Видимо, нервный спазм или что-то в этом роде, – сказала Нэнси консультанту, добравшись в конце концов до больницы. – Хуже было бы, если б я в это время ехала на машине или даже на велосипеде.

Она поймала себя на том, что от облегчения не в меру разболталась: кризис миновал, библейской трагедии не случилось.

– Знаете что, – ответил ей консультант, – давайте-ка мы с вами пройдем полное обследование, договорились?

Не слишком молодой, он не строил из себя ни любящую мать, ни заботливого дядюшку и не распространялся о мигренях.

А потом, увы, все покатилось стремительно, как зловещий скорый поезд без тормозов. Дополнительные обследования, рентгеновские снимки. Беседовали с ней уклончиво, говорили, что полной уверенности пока нет. Она ведь замужем, да? Хорошо бы в следующий раз ей прийти на прием вместе с мужем.

– Ни за что, пусть сперва диагноз поставят, – говорила Нэнси, когда ей позвонила Беа. – А то водят меня за нос без всякой причины.

Она знала, как это бывает в тяжелых случаях. Сначала ставят в известность мужа или жену, братьев, сестер, кого угодно из близких, только не самих пациентов, чтобы те «продолжали вести нормальную жизнь». В Блетчли-Парке у нее была знакомая из Женской вспомогательной наземной службы ВМФ, Барбара Томс, простецкая девушка, пятая спица в колеснице. В заднем колесе. Нэнси же сама была колесом, причем немаленьким: дешифровщица, ни в чем не уступавшая сослуживцам-мужчинам. Как правило, она не пересекалась с мелкими сошками, но с Барбарой они выступали за сборную графства по нетболу и безуспешно пытались сколотить команду в Блетчли. (Еще в студенческие годы Нэнси играла за Кембридж.) К концу войны Нэнси доросла до заместителя начальника подразделения и получила в свое распоряжение личный письменный стол. Тьюринг, Тони Кендрик, Питер Твинн – все это были ее знакомые. Она полюбила этот мирок: замкнутый, секретный, самодостаточный, но всегда понимала, что он не вечен, что когда-нибудь «работа возобновится в штатном режиме». С неизбежностью.

У бедной Барбары нашли рак – «стремительно прогрессирующий, неизлечимый». Что-то по женской линии; ее мать, более чопорная, даже не решалась уточнить. Миссис Томс проговорилась кому-то из коллег Барбары, и вскоре весь отдел уже был в курсе. Кроме самой Барбары. Миссис Томс взяла с девушек обещание помалкивать – так посоветовали врачи, объяснила она, «чтобы не омрачать отпущенный срок». Несчастная Барбара оставалась на службе, пока совсем не обессилела, а потом уехала домой умирать, в полном неведении и с верой в исцеление.

Нэнси почти забыла думать о Барбаре, когда от миссис Томс пришло письмо, в котором говорилось, что ее дочь умерла. «Похороны были скромные. Она так и не узнала, что с ней происходит, – одно это и утешало». Бр-р-р! – подумала тогда Нэнси. Если ее постигнет какой-нибудь страшный, смертельный недуг, она не захочет оставаться в неведении, она захочет знать. Точнее, даже так: пусть она сама будет знать правду, а ее близкие останутся в неведении. Зачем омрачать жизнь Виоле и Тедди?

– Тебе нужно поехать на Харли-стрит и показаться специалисту, – настаивала Беа. – У меня остались кое-какие связи среди медиков.

После войны Беа вышла замуж за некоего хирурга, но их брак вскоре распался. («Думаю, я просто не создана для семейной жизни».)

– Я узнаю, кто лучший в своей области, чтобы тебя зря не дергали. Но, Нэнси, ты должна обо всем рассказать Тедди.

– Расскажу, обещаю.

Она чуть не умерла при родах и стала думать, что беды обходят ее стороной. Возможно, именно поэтому ей потребовалось столько времени, чтобы осознать все, с ней происходящее. Недуг преследовал ее неотступно. И метил в голову. Нет чтобы в грудь, в руку, в глаз. Пусть бы это привело к скоропостижной смерти, но, по крайней мере, она до последнего сохранила бы рассудок. Иногда, увязая в двойных обязанностях жены и матери, Нэнси задумывалась о том, как вместе с любовью в ее жизнь вошла печаль. Виола, которая появилась на свет в гневе, Тедди, который вечно изображает веселье, скрывая душевный разлад.

Когда они только переехали на новое место, в саду перед домом красовался куст сирени, но в пору благоухания, первого апреля, Тедди его срубил.

– Зачем? – спросила Нэнси, однако, поймав его взгляд, поняла, что это как-то связано с войной… с утратой великой благодати… до объяснений он не снизошел.

Война Тедди оставалась для нее тайной за семью печатями. Господи, на дворе уже шестидесятые, говорила она про себя, теряя терпение. Ее подкашивала усталость. Слишком долго приходилось ей ободрять и поддерживать других – мужа, дочь, учеников. Ни дать ни взять – капитан команды по нетболу: когда-то она выступала и в этой роли.

Но ведь не один Тедди вынужденно пожертвовал своими бесценными годами. У нее самой в Ньюнэме был лучший результат в первой и второй части трайпоса по математике – ей присудили почетное звание «полемист», она удостоилась премии Филиппы Фосетт, а потом ее вдруг выдернули из жизни, когда весной сорокового она была завербована Центром правительственной связи. В первый раз ей пришлось отказаться от блестящей карьеры из-за войны, а во второй – ради Тедди и Виолы.

– Я еду в Лайм, помочь Герти с переездом.

– Молодец, поезжай, – отвечал Тедди.