Мистер Эндерби. Взгляд изнутри - читать онлайн книгу. Автор: Энтони Берджесс cтр.№ 48

Эндерби поежился, вино показалось ему резче обыкновенного.

На премьеру фильма они опоздали. Кинотеатр находился на неизвестной улочке где-то возле Авентинского холма, и таксист с трудом ее нашел. Сначала он – в духе всех таксистов – отрицал существование того, о чем сам не знал, пока Эндерби не помахал перед его обусенным лицом пригласительными билетами.

Фасад кинотеатра не делает чести остальному Риму, подумал Эндерби, помогая Весте выйти из машины. Скульптурно и архитектурно остальной Рим был мусорным, однако мусорным в барочном и гипнотическом масштабе – сродни мании величия заговаривающегося пациента психиатрической клиники. Но тут, судя по виду, был аутентичный вшивый театрик, воплощение всех и каждой киношки, перед какой ребенком Эндерби стоял в очереди после обеда в воскресенье: потная ладошка сжимает два пенни, другие ребятишки в грязном джерси льнут к нему, боясь потерять в толчее у входа, ведь Эндерби единственный из них, кто умеет читать. По-своему немое кино былых времен, думал Эндерби, было продолжением литературы. Теперь он сказал Весте:

– Это из таких мест, куда входишь в блузке, а выходишь в мужском свитере задом наперед.

Он шутливо ущипнул ее за локоть, но она поглядела на него с королевской невозмутимостью.

– Блузка? – переспросила она. – На мне нет блузки.

На деле на ней был черный шелковый наряд из ателье ее римской леди: платье без рукавов, с глубоким декольте и юбкой-карандаш, норковые хвостики свисают с плеч из-за вечерней прохлады. Эндерби был в белом смокинге, черный шелк в нагрудном кармане под стать галстуку. Но, судя по всему, ему незачем было так трудиться: не было ни восторженных толп, ни толчеи из «Кадиллаков» и «Бентли», и рты кинозвезд не растягивались маниакально кораллом и слоновой костью навстречу вспышкам. Было несколько оставленных без присмотра буржуазных «Фиатов», по всей очевидности, за рулем сидели сами владельцы. Натянутый поперек ветшающего рококошного фасада транспарант в обрамлении дешевых разноцветных лампочек гласил: «L’ANIMAL BINATO». Принявший их пригласительные билетер что-то уныло жевал, а его скошенный подбородок был скверно выбрит. Это было не к лицу Весте настолько же, насколько было не к лицу Риму. Разумеется, подумал Эндерби, про Эндерби разговору нет, его мало может разочаровать.

Светя фонариком, капельдинер провел их на места. Эндерби почувствовал под собой рваный дешевый плюш и учуял в темноте сильный цитрусовый запах. Ну да, конечно, оранжевый, бескровный оранжевый проектор согревал потертый занавес. И этот занавес, словно только и ждал Эндерби и его жену, раздвинулся под громкую киношную музыку, банальную и привычно зловещую. Эндерби всмотрелся в темноту: судя по ощущению и шумам, народу немного. На экране возникли слова L’ANIMAL BINATO, за ними последовали подергивающиеся и расплывающиеся кадры с именами съемочной группы: Альберто Формика, Джорджо Фарфалла, Мария Вакка, А.Ф. Корво, П. Раноччьо, Джиакомо Капра, Беатрис Паппагалло, Р. Конигьо, Джованни Чиоччьола, Джина Гатто. Имя Утесли появилось поближе к концу, италианизированное, насколько мог судить Эндерби, во что-то вроде Утесоччо. «И поделом ему», – подумал Эндерби, о чем сказал Весте. Та в ответ только шикнула. Фильм начался.

Ночь, очень даже ночь, с истерзанными ветром кипарисами, освещенными молнией. Гром (Веста ногтями впилась в руку Эндерби). Грозовой ветер. Камера переходит на ступени террасы, на которой стоит красивая женщина, итальянская грудь практически обнажена навстречу молнии. Она избито вздевает руки к грозовым небесам в раскатах грома. Камера скользит на небо. Еще одна расхожая молния раскалывает небо как чайную чашку. Гром (ногти Весты). Новый угол съемки: что-то стремительно несется по небесному своду, сверкает белизной. Переход на деревянную статую коровы, подсвеченную молнией. Красивая грудастая женщина величественно идет через грозу к деревянной корове. Молния высвечивает, что она делает что-то непонятное, дергает за какой-то рычаг, затем скрипучая музыка сопровождает кадры раскрывающейся деревянной коровы. На экране появляются две полые полукоровы, женщина забирается внутрь, статуя закрывается. Женщина заточена в корове. Переход на белого быка, фыркающего на гром, рвущегося с неба, – воплощение похоти, летит с небес.

– Знаешь, – удивленно сказал Эндерби, – это прямо-таки поразительное совпадение.

– Шшшш, – ответила Веста.

Эндерби, чьи глаза уже привыкли к темноте, огляделся и обнаружил, что кинотеатр наполовину пуст, но рядом с ним сидит огромный мужчина с брылями и мешками под глазами, в молниях с экрана, в пальцах его дымится сигара – он уже спит и тихонько похрапывает.

День. Обобщенно европейский дворец, красивый усатый царь лет пятидесяти совещается с уважительно бородатыми (фальшивобородыми) советниками. Фанфары. Совещание окончено. Один советник задерживается, льстивый Яго желает поговорить с царем. Взгляд царя избито мутнеет от подозрения. Странные итальянские слова, которые Эндерби понимал урывками: царица, корова, Дедало. Приказывают привести Дедало. Переход на мастерскую Дедало. Дедало и Икаро, курчавый сын Дедало, мастерят аэропланы. Дедало – очень худой старик. По зову слуги он стаскивает рубашку с короткими рукавами, надевает куртку в стиле 1860-х и идет по извилистым коридорам, эдакий добрый старик с умными глазами и глубокими морщинами. Предстает перед царские очи. Долгое неразборчивое итальянское совещание с красноречивым размахиванием руками. Дедало получает в престарелое лицо от рассерженного царя. Вкрадчивый Яго удаляется, кланяясь, оставляя монаршье лицо в монаршьих ладонях. Дедало тащат пытать.

Теперь Эндерби испытывал уже не удивление, а совсем иные ощущения, желудок у него судорожно подергивался и лез в горло, само горло саднило от дурного предчувствия: это не просто совпадение.

– Тебе не кажется, – спросил он Весту, – что это чересчур уж похоже на мою поэму? Ты не…

– Шшшш, – ответила она.

Храпун рядом с Эндерби произнес во сне:

– Tace. Заткнитесь.

На что Эндерби, которому вспомнился говоривший во сне Утесли, ответил:

– Задницу себе заткни, – а Весте сказал: – Это в точности как «Ласковое чудовище».

Тут он вспомнил, что она поэму пока не читала, если уж на то пошло, даже не выказала желания прочесть. Он мрачно смотрел на экран, где продолжала разворачиваться подлость Рауклиффо.

День. Беременная царица в ссылке, сидит в жалкой хижине со старой каргой. Продолжительное совещание. Родовые схватки. Потом переход на врача, галопом несущегося издалека. Он входит в хижину. Из спальни доносится рев. Врач входит в спальню. Лицо врача крупным планом. Ужас, неверие, омерзение, обморок. Крупный план омерзительной дисгармонии, того, что видит врач: голова теленка на младенческом теле.

– Это мое, – сказал Эндерби. – Говорю тебе, это мое. Попадись мне треклятый Утесли….

– Это ничье, – откликнулась Веста. – Просто миф. Даже я это знаю.

– Tace, – храпел сосед Эндерби.

Теленок-дитя – со скоростью монтажа – вырастает в быка-человека, отвратительного, мускулистого, выдыхающего огонь, гигантского. Украв с кухни кусок сырого мяса, бык-человек обнаруживает свою плотоядную природу. Убивает каргу и съедает ее. Пытается убить и мать, но та сбегает и бросается со скалы с криком, но несъеденная. Чистое веселье. Бык-человек высотой с десять домов трусцой направляется в столицу, оставляя за собой след костей. Переход на дворцовые сады, где царевна Ариадна (с чересчур открытой грудью) играет в мяч с хихикающими, показывающими грудь как бы девственными служанками. Крупный план: зверь пускает слюни в кустах. Крики, беготня, Ариадна украдена зверем. Зверь, пуская слюни, уносит кричащую царевну в подвалы столичного музея. Кадры бесценных картин, редких книг, величественных скульптур, звуки прекрасной музыки, пока бык-человек проревывает себе путь в убежище, расцвеченное памятниками культуры. Ариадна показывает еще больше груди, кричит еще громче. Но бык-человек не хочет ее есть, во всяком случае пока.