Реальные масштабы имущества чиновника Светлане были неизвестны, о чем она говорила и самому Алексею. Так вот почему еще с месяц назад она попросила свести ее с какой-нибудь надежной конторой частного сыска! Сама неплохо соображала — как никак, а специальность «правоведение» порой может сослужить неплохую службу красивой женщине, с иронией подумал Нертов о последствиях ее не слишком усердной зубрежки в течение пяти университетских лет.
Однажды Светлана намекнула, чтобы Алексей помог ей решить дележно-разводные дела — как-никак не чужой человек и сор из избы выносить не будет. Только у Нертова хватало своих забот, а заниматься чужими тряпками не было ни желания, ни времени.
Тогда Алексей дал Светлане телефон конторы Николая Иванова, бывшего опера, вылетевшего из органов «за превышение полномочий». Контора Иванова занималась всякими делами, начиная от слежки за неверными любовницами и кончая возвращением долгов. Но упаси Господи: никакого криминала — сыскное агентство имело лицензию и работало легально, устанавливая реальные размеры имущества, принадлежащего тому или иному должнику, на которого указывали клиенты. Как это имущество потом с должника стряхивали — через суд или иным, неформальным образом — контору не интересовало. Ей платили за то, чтобы она представляла доказательства состоятельности того или иного человека, а не за то, чтобы задавала потом милицейские вопросы.
Короче, этой конторой и руководил выпертый со службы приятель Алексея, с которым Нертов познакомился еще на втором курсе, когда проходил практику в милиции. Там же впервые и услышал прозвище Николая — «Арчи». Откуда оно взялось — помнил только он сам. Однажды один новичок райотдела (смешно вспомнить, выпускник циркового училища — кого только не брали в оперативники!), желая польстить старшему коллеге, назвал его на одной из попоек Ниро Вульфом.
— Какой я тебе Ниро Вульф? — Вспылил поджарый Коля, гордившийся своей спортивной фигурой. — Килограмм сто на меня подвесь — тогда и обзывай. Нет, я не Вульф! Я — Арчи Гудвин, — заявил он под всеобщий хохот коллег.
Так за ним и потянулось: Арчи. Вспыльчивость Арчи-Николая как раз и стала роковой в его милицейской карьере. Ну, погорячился он однажды с одним из подозреваемых, а дело по тому вскоре прекратили — как водится, «по малозначительности». Но уже было назначено служебное расследование, по итогам которого опера и уволили.
Куда было податься бывшему сыщику, который ничего другого не умел, да и не желал делать, кроме как выслеживать да вынюхивать? Оперативник, считал Нертов, это скорее диагноз, чем профессия. На счастье Арчи, ему удалось-таки открыть сыскную контору. В городе таких тогда немного было, несмотря на спрос. Основная проблема заключалась в том, что частным сыщикам не положено иметь огнестрельное оружие. Другое дело — охранникам. За то репутация у сыскных агентств была не в пример лучше, чем у охранных контор, которые подчас трясли подопечных предпринимателей почище бандитов. Собственно, многие из этих охранных служб как раз и были просто легализовавшимися бандитскими лавочками, так что их регулярно вязали то на вымогательстве, то на шантаже. А всем известный своей порядочностью и, естественно, неподкупностью городской мэр едва ли не на каждом шагу заявлял, что пора кончать что с частным сыском, что с приватной охраной. Новый городской глава занимался больше строительством, чем сокрушением, так что сыскные конторы еще работали — и Нертов с радостью спровадил свою бывшую супругу к Арчи. Чем уж она там собиралась с ним расплачиваться — не его, Алексея, была забота.
«Неужели, думал он, разглядывая содержимое Светкиного чемодана, этот Арчи, будь он неладен, и насоветовал ей произвести изъятие из сейфа Лишкова»? Но не похоже, чтобы сыщик был таким беспросветным идиотом. Скорее, это инициатива самой Светки. Сказала ведь: мол, компромат. Вот дурища-то! Теперь и Алексея ввязала в свои дела. «Что же мне так с бабами не везет, — с тоской подумал он. — Одна — компроматчица, вторая — киллерша. Люди, ау! Где хоть водятся нормальные женщины»?. Тут он некстати вспомнил еще и про племяшку полковника, благодаря которой пришлось уезжать из Дивномайска-20 — бр-р!..
Бланки, облигации, акции… «Ого, — не совсем приятно удивился Нертов, — чиновник имел какие-то дела и с нашим банком». Он принялся перебирать стопки документов. Выходило, что дела эти были не такие уж малые. Акции были записаны в основном на Светлану, на тещу Нину Семеновну да на всю их родню. Сам чиновник, понятное дело, пользоваться акциями не мог — не имел такого права. Стоили эти акции далеко не копейки. В чемодане было целое состояние. Законный вопрос: откуда это водились бешеные деньги у госслужащего, не самого великого чиновника? На взятках столько не наберешь — десятилетий чиновничьей карьеры бы не хватило, справедливо рассудил Алексей, прекрасно осведомленный о существующих в городе таксах взяток за те или иные услуги, оказываемые, скажем, при приватизации госсобственности. Если предположить, что Лишков удачно играл на бирже, пользуясь той информацией, доступ к которой давала ему его должность… Нет, и этот вариант не проходил! Ценных бумаг в чемодане лежало никак не меньше, чем на сотни тысяч долларов — даже по самой первой прикидке, без особой корректировки на нынешние расценки.
Чуть ли не миллион долларов у какого-то чиновника, одного из сотен в городе!? Только сейчас Алексей осознал всю немыслимую величину этой суммы. Этого просто не могло быть! Он еще раз принялся перелистывать и перебирать сложенные в стопки бумаги. Нет, ошибки не было. Чтобы заполучить такие деньги, чиновник должен был или иметь дико прибыльный бизнес, или… Алексей был не в силах сообразить, что еще могло бы послужить источником невероятных доходов Владимира Ивановича.
Светкин супруг не числился среди крестных отцов питерской мафии. Светка говорила что-то об оформленных на нее зарубежных фирмах… Этот вопрос мы проясним через Арчи, решил Алексей. Может, опер-сыщик уже и разузнал что, почему бы и нет?
«Собственно, — вдруг остановил себя Нертов, — а зачем мне во все въезжать? Стоит ли этим заниматься, тем более сейчас, когда надо сосредоточиться на отце да на Марине? С этими бы темными делами разобраться»! Но тут же оборвал себя: интуиция подсказывала, что есть смысл плотнее поинтересоваться типом, завладевшим далеко не малой долей акций его банка.
Среди бумаг Алексей натолкнулся на записную книжку Лишкова, тоже предусмотрительно прихваченную Светкой. Он машинально раскрыл ее на букве, с которой начиналась собственная фамилия — «Н». Ни одного имени на странице не было — только инициалы, состоящие из двух букв, и проставленные рядом цифры. Сочетание «ЮА» повторялось в нескольких местах. Еще одна загадка, подумал Алексей. Ни Юрий ли Алексеевич Нертов, его отец, был зашифрован в этих записях? И что бы могли в таком случае обозначать все эти цифры? Он листанул записную книжку дальше, на фамилию банкира — та же история, сплошные «АА». Ни номеров телефонов, ни фамилий или имен — сплошные буквы и цифры, нехитрые шифровки чиновника.
Не надо было быть великим детективом, чтобы просчитать, что между отцом, Чеглоковым и этим Лишковым существовала некая связь, абсолютно неизвестная Алексею.
Только сейчас он вспомнил, как отчитал его отец за то, что он поперся к Светке, едва прибыв в Питер. Что сказал тогда отец? Кажется, о том, что Владимир Иванович — нужный человек. Тогда он не придал этим словам значения. Понятно, что чиновник Фонда госсобственности был не той фигурой, с которой стоило ссориться — большего в замечании отца он прочесть не мог. Теперь выходило, что отец имел в виду нечто другое.