— Имя эльфа — как песня ручья, как щебет лесной птицы, как шум ветра в кронах деревьев, — обиженно заявил Филлиноэртли, — мне нельзя называться так — Филька…
— Пока ты служишь мне — я решаю, что тебе нельзя, — отрезал демон, — и мне уже надоели твои штучки. Так что вам обоим мой приказ — поладить! Кендаг, молчи! Сегодня будет пир по случаю твоего возвращения и если вы — вы оба — не напьетесь вместе как добрые друзья — берегитесь! Все!
…Моя святыня в ладонях врага,
В моей колыбели снегопад и пурга.
Я так беззащитен, как белая тряпка,
Как самый говенный человек на Земле…
Егор Летов
Мажордом, трижды стукнув посохом, громко объявил: «Его милость Кадор-Манонг, принц Альдийский, с сестрой — принцессой Санеланой!» — и посторонился, давая пройти гостям. Принц, ведя сестру под руку вошел в тронный зал Гонзорского дворца, он ужасно волновался, сердце колотилось как сумасшедшее. От этого приема зависит его судьба — если наследника императорского престола не удастся заинтересовать — останется последнее: броситься в ноги его отцу и молить о помощи против демона. И выложить последний козырь — обещать принести вассальную присягу и вернуть Альду в лоно Империи… Со всеми вытекающими неприятными последствиями. Чем-то обернется сегодняшняя аудиенция…
Войдя в зал, Кадор внимательно присмотрелся к сидящему на троне — перед ним был долговязый юноша в дорогом причудливо изукрашенном наряде (вот что сейчас носят в столице Империи!), с лицом скорее мечтательным, чем строгим. По правую руку от трона стоял крупный мужчина в доспехах и плаще цветов императорской гвардии, на физиономии которого, украшенной несколькими старыми шрамами, была написана скука и брезгливое любопытство, по левую — скорчилась крошечная фигурка в пестром наряде. Позади неподвижно застыли гвардейцы с мечами наголо.
Как только альдийцы — принц с сестрой и вассалы, одевшие вслед за сеньором военное снаряжение — приблизились к престолу, карлик метнулся назад и спрятался за троном, жалобно причитая:
— Какой грозный воин в доспехах явился к нам — не иначе, как он идет на войну с гномами. Не бей меня, добрый сеньор, я не гном, я маленький человечек!
— Не обращайте внимания на моего шута, любезные гости — он вечно дурачится. Расскажите, что привело вас в мою провинцию? — заговорил Алекиан, изо всех сил стараясь походить в эту минуту на своего отца, о котором все говорили, что он умеет, принимая гостей, выглядеть одновременно и любезнейшим хозяином, и грозным Императором. И тут его взгляд упал на юную принцессу, печально стоящую рядом с предводителем альдийцев.
— Добрый герцог, — начал Кадор-Манонг продуманную заранее речь, — я взываю о помощи против злодея, обманом захватившего нашу страну и похитившего мой трон! Его коварство и жестокость…
Принц говорил и говорил — громыхал и завывал, стенал и заклинал, описывая нечеловеческое коварство и злобу демона, превратившего его — родовитейшего дворянина и законного наследника одного из самых блестящих престолов Империи — в изгоя, скитающегося в чужом краю. О злая судьба! О несправедливость жребия, выпавшего ему! Но — надеется он — в лице доблестного и великодушного Алекиана несчастные гонимые жертвы обретут наконец защитника! Пока принц говорил — Санелана не произнесла ни слова, да в этом и не было нужды — она смотрела.
И Алекиан, чувствуя на себе этот взгляд, вдруг ощутил, что на него снизошла благодать — вот оно! Вот оно! Точь-в-точь как в романе — к нему, благородному отважному принцу, является с мольбой о помощи прелестная принцесса, изгнанная из родного дома безжалостным чудовищем, коварным злодеем. Вот оно! Не слушая Кадор-Манонга, который как раз переходил в своей речи к одному из важнейших мест, принц Алекиан произнес, вставая с трона:
— Ваша история нашла живой отклик в моей душе, — всю эту фразу он бесчестно позаимствовал из прочитанного недавно романа, причем там это звучало в третьем лице, но какое эти мелочи имеют значение, если на тебя смотрят прекраснейшие в мире глаза! — и клянусь не знать отдыха и покоя до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена и вы не обретете несправедливо отнятые владения!
Тут Санелана впервые заговорила:
— Благодарю вас, добрый принц, вы так великодушны…
— Позвольте мне быть вашим рыцарем, принцесса, — Алекиан, просияв, поднялся с трона, одновременно левой рукой сжав плечо Коклоса, который как раз собрался выдать очередную ехидную реплику, — и предложить вам — всем вам, благородные господа, я хотел сказать — мое гостеприимство. Будьте моими гостями в этом скромном замке, а вскоре — так быстро, как только станет возможно — мы отправимся войной на узурпатора!
В этот момент Коклос, вырвавшись из цепких пальцев принца, нырнул под трон и оттуда проверещал:
— Если только позволит батюшка!
Часть 4
ВОЙНА
ГЛАВА 31
Кавалькада, состоящая из нескольких фургонов и дюжины всадников конвоя, медленно тащилась на север по «Энмарской дороге» — летом оживленному тракту, а сейчас превратившейся в ручей вязкой грязи… В переднем фургоне принц Алекиан препирался с Коклосом, чтобы убить время, которое медленно тянулось, вязкое, как и грязь под колесами… Сердце юного принца рвалось во второй фургон, где разместились Кадор-Манонг и очаровательная Санелана, ради которой, собственно, принц и отправился в Ванетинию — исполняя свое обещание, он собирался просить у Императора дозволения предпринять весной — как только дороги вновь станут проходимыми для армии — поход на Альду с целью восстановить справедливость и отстоять попранные права тамошней королевской династии. Сердце рвалось туда… Но это было бы неприлично…
— Ну и что же ты скажешь батюшке? — скрипел Коклос, — Что ты очарован прелестями ослепительной принцессы Альдийской? Его императорское величество посоветует тебе попить холодной водички и успокоиться! Да!
— При чем тут «прелести»? Мой долг — долг рыцаря, долг государя…
— Ха-ха-ха! Вечно вы, умники, прикрываетесь красивыми словами — подумай сам, что тебе ответит батюшка — ну как? Я прав?
— Пожалуй…
— То-то же, умник. Когда доходит до дела — вам, умникам, не обойтись без совета дурака!
— А что ты посоветуешь, Коклос? — в голосе Алекиана прорезались заискивающие нотки, уже не впервые он в затруднительном положении был готов положиться на мнение шута. Такие уж странные отношения существовали между ними — не при свидетелях, разумеется…
— А я, братец, — Пол-Гнома принял важный вид, — постарался бы на твоем месте не подать вида, что я вообще знаю о существовании такой особы — Санеланы Прекрасной… Не кривись, дружок, не кривись… Ты не должен говорить о ней! Зато о ее братце ты говорить должен, вернее о его правах на престол этого занюханного королевства — Альды. Понял?
— Не понял, — честно признался принц.
— Ладно, объясню подробнее — специально для умников. Ты скажешь Императору, что видишь смысл — политический смысл — поддержать этого принца. Почему? А потому, — Коклос заговорил покровительственным тоном, — что это дает шанс вернуть заблудшую Альду в Империю. На примере этого Кадора вы — ты с отцом — покажете всем, что бывает с теми, кто думает обойтись без Императора — это раз. Далее — посадить на престол Альды того из претендентов, чьи права соответствуют имперскому законодательству — это значит сделать шаг к установлению на всей территории Империи единых законов. А это любимая мысль твоего батюшки, с которой он вечно носится — уж я-то знаю! Это два. И вот только сказав все это, ты — как бы только что вспомнив — хлопнешь себя по лбу и воскликнешь: «Да! Ведь у этого принца есть, кажется, сестра! Батюшка, — завопишь ты, — женившись на ней, я крепче привяжу нашего альдийского вассала к имперскому трону!». И принесешь свою свободу в жертву отечеству. Понял?