— Не понял, о каком объекте речь? — ледяным тоном заявил Касьяненко. — Вы только что напали на двух граждан, нецензурно ругались и угрожали дубинкой сотруднику милиции.
Нертов прекрасно знал эту породу людей, поэтому не удивился, когда гнев мгновенно увял на морде охранника. Его сменила пугливая озабоченность.
— Документы! — потребовал Касьяненко. — Так, Виктор Топоров, охранный концерн «Глаурунг». Подвели вы свой концерн, Топоров. Гражданин свидетель, — обратился Дима к Нертову, — вам придется дойти до того автомата и вызвать милицию.
— Не надо, командир, — просипел охранник. — Давайте с нашего поста позвоним. Отсюда ближе.
В воротах появился другой охранник, с расстегнутой кобурой. Однако он слышал последний диалог, поэтому уже убедился в бесперспективности силового варианта.
Касьяненко, свидетель Нертов и Боча, продолжавший лепетать про демократов и их наемников, вошли на территорию охраняемого объекта. «Вурдалак» пригласил их в белую кабинку, предназначенную для защиты от дождя.
— Слушай, командир, — сказал он более-менее человеческим голосом. — Давай договоримся, а? Пострадавший гражданин (злобный взгляд в сторону Бочи) претензий к нам иметь не будет.
— Топор, мы должны сообщить начальству, — неуверенно произнес напарник.
— Иди ты! — «Вурдалак» больше не сдерживал испуга, и Нертову стало даже немного жалко этого сукиного сына. В его служебные обязанности вряд ли входило затевать конфликты с милицией, и он сразу представил себе возможные неприятности.
— Ладно, — милостиво изрек Касьяненко, хотя его голос стал неожиданно сухим и чуть не дрожащим. — Договоримся…
Никогда не стоит огорчаться из-за мелочей — мало ли какие крупные неприятности впереди. Тупой охранник Виктор Топоров слишком поздно осознал это истину — гражданин, столь удачно блокировавший его удар на улице, теперь целил в него из пистолета. Правильнее сказать, Нертов, отступив на шаг назад, держал под прицелом обоих стражей. Касьяненко отошел в сторону, показывая, что к происходящему отношения не имеет, впрочем, его помощь и не требовалось.
— Оба руки за голову и мордой на стол! — велел Алексей. Не желая оставлять каких-нибудь иллюзий у охранников, он выстрелил в банку с пивом, стоявшую на столе. Несмотря на глушитель, звук получился слишком громким, а может, это так показалось. Пробитая жестянка скатилась со стола, на который тотчас легли две морды. Впрочем, через пару секунд там была лишь одна: юрист, желая исключить любые неожиданности, вырубил одного из охранников. Разумеется, им оказался Топоров.
Такой поворот событий не прибавил оптимизма его напарнику, чьи пальцы начали выбивать на столе легкую барабанную дробь.
— Слушай, друг, — Нертов чуть повел стволом. — Тут у вас не только хамят прохожим. Есть еще один мелкий грешок — похищение людей. Расскажи-ка про женщин, которых сюда недавно привезли.
— Каких женщин? — Голос охранника дрожал не меньше, чем пальцы.
— Глупость я сделал, — обратился Нертов к Боче. — Надо было этого пристрелить.
— Двух женщин не привозили, — еще более испуганно залепетал охранник. — Сперва одну, потом другую. Но я думал, они пьяные.
— С чего ты так решил?
— Их тащили, будто они бухие. Но мы к этому делу, братан, отношения не имеем.
Легкий толчок дула в загривок подсказал нежелательность употребления слова «братан», после чего Нертов поинтересовался: кто такие «мы»? Тот поспешно нарисовал следующую картину.
Объект с начала 1990-х охранял концерн «Глаурунг». Однако у руководства Фонда была своя охрана. Особенно выделялся парень, похожий на Рэмбо — охрана его так и звала. Прежде он появлялся в Фонде три-четыре раза в месяц, теперь же буквально поселился. Его люди заправляли в самом здании, оставив сотрудникам «Глаурунга» лишь дела внешней охраны.
— Нас постоянно дежурит шесеро. Работаем парами: двое у ворот, двое в здании, двое отдыхают. Территорию обходим раз в три часа. А тех, внутри, сейчас внутри пятеро.
— Когда следующий обход? — прервал его Алексей.
— В двадцать часов. Ну, иногда минут на пять запаздываем.
Юрист взглянул на часы. До назначенного времени было минут двадцать.
И тут на поясе Нертова запищала «труба». Он взял ее и услышал незнакомый голос.
— Здравствуйте, Алексей Батькович. Хоть сейчас-то вы понимаете, что ваша идиотская игра закончена, пусть даже для вас и не совсем благополучно? Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей.
* * *
Игорь Борисович никогда не считал себя особо сентиментальным, поэтому на открывшуюся перед ним картину смотрел с некоторой брезгливостью. А картина напоминала иллюстрацию к добротному рыцарскому роману: в углу большой комнаты со стеклами-витражами в кресле, полураскинувшись, лежал молодой человек богатырского вида. Возле кресла стояла дама, прикладывая к его голове мокрое полотенце. Патетичность картины снижало то обстоятельство, что дама была явно старше предмета своих забот.
— Клавдия Александровна, нам необходимо поговорить.
— Я занята, — дама не обернулась.
— Лучше бы этим занимался врач. Честное слово, нашему герою самое место в больнице.
— Я должен руководить своими людьми, — возразил Рэмбо более-менее здоровым голосом.
— Даже не знаю, обрадую вас или огорчу, — ухмыльнулся Игорь Борисович, — однако должен сообщить — теперь это уже не ваша проблема.
— Не понимаю, — дама наконец-то соблаговолила повернуться.
— Обстановка изменилась, соответствующим образом изменяются права и обязанности сторон. — Московский гость говорил уже без ухмылки. — Два часа назад я имел разговор с Москвой. Нами, то есть мной, координатор все-таки я, недовольны. Могу объяснить, почему. Чтобы вытащить этого парня… — Игорь Борисович ткнул пальцем в Рэмбо и вдруг заорал: — Этот кусок мускулистого г…, пришлось подключать людей, которых наш клиент просто так не теребит!
Рэмбо поднялся и, слегка покачиваясь, шагнул к Игорю Борисовичу. Тот отступил, вынув небольшой пистолет. Когда дуло уставилось в лоб Рэмбо, тот отступил сам и сел в кресло. Дама злобно взглянула на гостя, будто готовя особо убийственную фразу, но москвич опередил ее.
— Успокойся. Ты не понимаешь, каким людям пришлось звонить в ваш болотный город прямо из Кремля, ради одного: лишь бы этот мачо сидел сейчас здесь, а не давал показания на Литейном! Если б ему вдруг дали «вышку», я был бы рад. Хочешь грохнуть какого-нибудь лоха, кровь с третьего этажа затекает на первый. Хочешь грохнуть отставного секьюра — он сам повяжет тебя. Любовь и работа — вещи несовместные. Впрочем, насчет любви мне не все понятно. Вы же читаете Бодлера в подлиннике. Что вы нашли в этой горилле?
— Это все, что вы хотели сказать? — холодно спросила побелевшая Клавдия Александровна.