– Пойдемте, Макс, убедитесь сами…
Макс пошел за врачом, стараясь занимать как можно меньше места. Санитарка мыла пол, и он добросовестно не ступал на влажные участки.
От интубационной трубки и ссадин на левой стороне лица брат казался незнакомцем, и не верилось, что этот неподвижный человек и есть Руслан, здоровый молодой мужчина, с которым они еще вчера утром завтракали и делились планами на день.
Сильная мускулистая рука брата лежала поверх одеяла, и Макс осторожно провел по ней кончиками пальцев. Рука была теплая и живая.
Макс старался не смотреть на конструкцию для скелетного вытяжения и на дренажи, и даже на систему для внутривенной инфузии.
– Действительно, не стану завтра будить, – негромко сказал реаниматолог, поправляя что-то в капельнице Руслана. – пусть солдаты немного поспят.
Отходя от постели брата, он снова заметил санитарку и вдруг с изумлением узнал в ней Христину. Макс едва не вскрикнул, только сознание, что он находится в палате интенсивной терапии, причем незаконно, помогло ему держать себя в руках.
Он кивнул девушке и выразительно показал глазами на дверь, надеясь, что она правильно поймет сигнал. Одноразовый бумажный халат сиреневого цвета и такой же медицинский беретик чрезвычайно ей шли, и сейчас она, несмотря на припухшие от слез глаза, казалась еще красивее, чем раньше.
Христина тихо улыбнулась ему в ответ и сразу опустила глаза.
Вернувшись в ординаторскую, где Ян Александрович, по-хозяйски устроившись в кресле, читал монографию, реаниматолог еще раз заверил Макса, что состояние Руслана стабильное, и нет никаких поводов для паники.
– Хотя, конечно, он сам врач, а врачи никогда не болеют, как люди…
– Это точно, – подтвердил Колдунов, – классика жанра: при аллергической реакции на укус насекомого врач принимает тавегил и бодро уезжает в реанимацию с анафилактическим шоком уже непосредственно на тавегил. И так во всем! Поэтому давайте не загадывать, ребята. Не паникуем, но и не расслабляемся. Слушай, Макс, прости за любопытство, но эта девочка, она вам кто?
Макс улыбнулся, не зная, что ответить, и подумал, как хорошо было бы сказать: «Это моя девушка».
– Друг семьи, – наконец нашелся он.
– Ого! Хотел бы я иметь таких друзей, – ухмыльнулся реаниматолог. – появилась, раз-раз, вроде мы с ней двух слов не сказали, и вот она уже нам все намыла так, что смотреть больно, помогла девчонкам больных перестелить, потом умчалась в кардиореанимацию, где мать Руслана, там порядок навела, и опять сюда, на вечернюю уборку. А мы и рады, санитарок-то нет у нас. Сейчас выгоню ее домой, а то в первый день выложится, а на завтра ничего не останется.
Макс ждал Христину в холле и думал, что он, интеллигентный идиот, боялся помешать, а Христина тем временем не побоялась помочь.
Она появилась, уже без халата и шапочки, и улыбнулась ему робко и несмело, будто не зная, можно ли улыбаться сейчас.
Сказала, что хочет проведать Анну Спиридоновну перед уходом, но Макс покачал головой:
– Не надо, Христина. Я был полчаса назад. Не будем дергать доктора лишний раз.
– Та правда что… Умаялись они и без нас.
– А как вы оказались в реанимации?
– Пришла, как еще, – сказала Христина, – бо працювати
[12]
некому у них. Бартер будет, я чистоту наводить, а они мне дозволят доглядати за Русланом и Анной Спиридоновной.
– Но как же ваша работа?
– Тю, проблема! Сказала, мне термiново
[13]
отпуск треба. Або отпуск, або увольняюсь!
Макс улыбнулся:
– И вам сразу дали отпуск?
– Попробовали бы не дать! Я раньше завжди ходила, как поставят, не зловживала…
[14]
– Как, простите? – переспросил Макс, подавая девушке куртку и машинально отмечая, что она слишком легкая для такого холодного и ветреного вечера.
– А! Не злоупотребляла. Я вообще чисто говорю по-русски, просто иногда забываюсь. Вы, наверное, меня совсем плохо понимаете?
– Нет, что вы! Мне очень нравится, как вы говорите. Знаете, никогда не понимал снобских плакатиков: «Давайте говорить как петербуржцы!» Какая-то была болезненная идея их развесить в поездах метро, вы не находите?
– Нахожу. Но я правда хорошо говорю по-русски! На работе и с Анной Спиридоновной я всегда общаюсь нормально. Это с вами только…
Они вышли на крыльцо клиники, и старинная дубовая дверь захлопнулась за ними. Макс встал так, чтобы защитить Христину от порыва ветра, холодного и уже по-зимнему сухого.
Выйдя из реанимации, он вызвал такси, теперь оставалось дождаться машины. Как ему сейчас не хватало своего автомобиля, который тосковал в гараже без хозяина!
– А что со мной? – Он вдруг удивился, что спокоен и даже находит силы флиртовать с Христиной и думать о всяких прозаических вещах, когда брат и тетка в тяжелом состоянии. Макс знал, все придет потом, и он проживет не по одному и не по два раза каждую минуту этих долгих суток, будет страх и ужас, боль и стыд от собственной беспомощности, но сейчас его словно заморозило.
– А с вами… Прямо не знаю, как объяснить! Не хотела, наверное, вас обманывать, как Элиза Дулиттл у мамаши профессора Хиггинса. Все равно бы вырвалось это: «К чертовой бабушке, я на такси поеду!» И вы бы подумали, что я обманщица, прикидываюсь интеллигенткой…
– Ни в якому рази!
Христина фыркнула, а Макс опустил взгляд.
Подошла машина, уютно светя в ночь своим оранжевым фонарем с шашечками. Макс галантно усадил девушку, сам устроился рядом и назвал шоферу ее адрес.
– Я потрясен, – сказал Макс, – я много лет работаю в медицине и никогда не видел, чтобы в реанимационное отделение пускали родных. Это непреложное табу, а вы вдруг взяли и нарушили его…
– Вы так говорите, будто я террористка! Ну, сначала-то меня не хотели пускать, особенно когда узнали, что я не родственница. Говорят, идите отсюда! Делать нам нечего, каждому встречному-поперечному рассказывать, что да как. В справочном узнавайте. Я думаю: «Не-не-не, такое сено мы не скирдуем!»
Христина хихикнула, но Макс понимал эту немного истеричную веселость, которая говорила о глубине переживаний девушки вернее, чем слезы.
– В общем, я сказала, что рассказывать мне ничего не надо. Дайте помочь и молчите хоть до посинения. Больных кормить надо? Полы мыть надо? Белье менять? Если у вас есть на это работники, то простите, а если нет, так я могу!
– Логично.
– Так именно! Словом, я буду ваш агент под прикрытием пока. Ранком поеду, и все, что увижу, вам расскажу! С Анной Спиридоновной я даже поговорила немного сегодня, но ей дают сильное успокоительное, так что в основном она спит. Но выглядит хорошо. Ну а Руслана вы сами видели.