– Ты говоришь о Борисе Магистре?
– О нем, о ком же еще, – ответил я.
– Да кто он такой. Бог, чтобы вселенные воспитывать?
– Нет. Всего лишь учитель, – ответил я. – Очень старый и опытный учитель.
Я поднялся из кресла и засобирался.
– Ты куда?
– Давай побыстрее закончим с этим и вернемся ко мне. Подбрось да выбрось, у меня еще осталась бутылочка хорошего виски, – предложил я.
Красавчег преобразился. Он свистнул кентавров, чтобы они грузили спящего мальчика в машину, а сам направился греть мотор.
Я посмотрел на темнеющее небо, на спокойный район, который еще несколько часов назад лихорадило, и только сейчас почувствовал как сильно устал. Мы все сильно устали за эти дни. Всем нам требуется хорошо отдохнуть, а вот Борису Магистру придется поработать. Впрочем, я не сомневался, что он справится с задачей и объяснит проказливому мирозданию, как себя нужно вести в порядочном обществе и где вообще ее место.
Если с этим не сможет справиться старый Учитель, то кто тогда? Подбрось и выбрось.
История четвертая
Плакса
Вечер не задался сразу. Без приглашения на огонек заглянул Зеленый, небритый, хмурый. Сердито оглядел прихожую, глухо поинтересовался не видел ли я Злого, и, неодобрительно скривившись, ушел в неизвестном направлении. Совсем этот Зеленый распоясался. Никакого почтения. Раньше бы он себе такого не позволил. За неделю бы записался на прием, да на пороге бы полчаса жался, боясь позвонить. Определенно мир сходит с ума, и я вместе с ним.
Только я собрался забраться в постель и почитать книгу на ночь, как во входную дверь опять позвонили.
Подбрось и выбрось, кого это опять нелегкая принесла? Если Зеленый балуется, то придется ему все-таки внушение сделать, чтобы больше неповадно было. Я на это способен.
По пути к двери я придумывал, что бы такое внушить нашему бузотеру. Заставить его поверить в то, что он больше не пьет? Это даже не интересно, да и было уже неоднократно. Может, реморализовать его окончательно, чтобы стал тише воды и ниже травы, полюбил детей и составлять букеты из сухих цветов, но отчего-то мне эта идея понравилась меньше всего. Тогда на Большом Истоке совсем скучно станет. Даже не о чем будет поговорить. Но все же как-то надо отомстить. Я уже совсем было решил, что заставлю его поверить в то, что он дворовая собака, пусть побегает пару деньков по улицам на четвереньках. Открывая дверь, я уже представлял себе эти забавные картины, но на пороге стоял не Зеленый.
– Добрый вечер, Магистр, вот уж кого не ожидал увидеть, так это вас, – сказал я с почтением в голосе.
Пахнуло холодом.
– И вам доброго вечера, преподобный. Могу я войти?
Я посторонился, пропуская Бориса Магистра в дом.
Что могло понадобиться Учителю Большого Истока в столь поздний час? Даже представить себе страшно. По пустякам он не стал бы меня беспокоить. Да я и не припомню, когда он в последний раз покидал школьные стены. Давно это было. Все что ему нужно поставлялось за счет администрации района курьерами. Ему даже продукты домой возили. Борис жил затворником, но прекрасно справлялся с своей работой. Он был Учителем по призванию, талант у него такой, особый.
В гостиной я предложил Борису занять место в одном из кресел. Он выбрал правое. Я предложил ему что-нибудь согревающее, на улице холод, а идти пешком от школы до моей обители совсем замерзнуть можно. Он отказался. Я налил себе стакан виски и сел в свободное кресло, внимательно разглядывая Магистра.
Никто не знал точно, сколько ему лет. Внешне казалось под пятьдесят, но даже самые древние старожилы, которые провели в Большом Истоке по полвека утверждали, что Учитель воспитывал их, помнили его уроки. Складывалось впечатление, что он был всегда. Невысокого роста, плотного телосложения, крепкий, словно выдержанное виски, аккуратные черные усы, большие добрые и мудрые глаза с хитринкой. Обычно когда Борис разговаривал со мной, он улыбался, словно знал что-то такое обо мне, о чем я пока не догадывался. Но не в этот раз.
– Что привело вас ко мне, Магистр? – спросил я.
– У меня очень деликатное дело, преподобный. Я надеюсь вы понимаете, что просто так не стал бы вас беспокоить. Но у меня нет никаких фактов, только предчувствия. Очень нехорошие предчувствия. Что-то должно случиться…
– Случиться? – переспросил я. – Но что может случиться и с кем?
– С детьми.
– Подбрось да выбрось, Магистр, я конечно уважаю ваши седины, но все же может вам стоит отдохнуть. Вы слишком приросли к нашим детям, вот вам и мерещится разное.
– Не знаю, – растерянно произнес Борис. – Вчера вот все цветы в школе на третьем этаже завяли и почти сразу засохли. К чему бы это?
– Поливать чаще надо, – сказал я.
Магистр грустно улыбнулся, и вид у него был словно у потерявшей хозяина собаки.
Стало не по себе. Я глотнул виски, чтобы заглушить неприятную тревогу, закружившуюся в душе.
Мы проговорили часа два. Больше Борис не говорил о своей тревоге. Так. Обсудили общие вопросы. Я предложил ему чай, он согласился. А потом резко вдруг засобирался и ушел. Я проводил его до дверей и думать забыл о его тревоге и предчувствиях. Устал человек, бывает.
А на утро случилось страшное…
* * *
Утром меня разбудил Ник Красавчег. Он позвонил и огорошил:
– Дети пропали.
– Как пропали? Какие дети? – не понял я спросонья.
– Из школы пропали. Подробностей не знаю. Учитель все расскажет. Я через полчаса за тобой заеду. Никуда не уходи.
Ну, куда я могу уйти в десять утра, подбрось и выбрось, если я даже еще из кровати не выбрался. Наскоро принял душ, почистил зубы, оделся, съел бутерброд с сыром и колбасой, выпил крепкого чая и ждал шерифа на крыльце, пыхая в морозный воздух сигарой.
Ник приехал вовремя. Я загрузился в машину, и мы отправились по адресу.
Школа Большого Истока находилась в конце Кленовой улицы. Белое двухэтажное здание с футбольным полем, огороженным железным забором, чтобы жителям соседних домов неповадно было домашних псов по утрам выгуливать, там где детям днем играть и заниматься. Правда все равно выгуливали. За каждым же не уследишь. Ворот нет.
Выбравшись из машины, я направился вслед за Красавчегом, который взбежал по ступенькам крыльца и нырнул в открывшуюся дверь.
Магистра мы нашли в учительской. Он сидел над кружкой чая и тяжело вздыхал. Напротив него замерли другие преподаватели, боялись нарушить его священное молчание. Две девушки, одинаковые с лица, одна чернявая, вторая блондиночка, кажется, я видел их раньше у себя в приходе, и седой мужчина сурового взволнованного вида.
При виде нас они засуетились, словно стайка вспугнутых воробьев. Борис поднял голову и оглянулся.