Я закатила глаза:
– Звучит так мелодраматично!
– Но зато правда, верно?
– Правда, – согласилась я. – Я доверяла Бену. Но он видел во мне только выгоду. Все, что он говорил, оказалось ложью. А мой отец, который…
Я вцепилась в подлокотники.
– Боже. Я считала его самым лучшим. А он изменял моей матери с Сарой. Сара… прекрасная женщина, заботливая, добрая, обманывала мою мать, свою подругу, не говоря уже про собственного мужа. И это приводит нас к дяде, трахавшему жену брата. И все эти люди… если бы вы увидели их, то подумали бы, что лучше на свете нет.
Я повернула руки ладонями вверх:
– Понимаете, о чем я? Хороших людей нет. На самом деле нет. Мой младший брат – хороший парень, потому что не подозревает, что в мире есть зло, и даже он, возможно, что-то скрывает. Какие-то темные стороны. Хороших людей не осталось.
Доктор Джейкс вскинул брови:
– Это предполагает, что ты считаешь, будто раньше хорошие люди существовали.
– Это фигурально выражаясь.
– Значит, все упомянутые тобой люди плохи?
– Да!
– Твой отец был плохим?
Я не могла сказать это. И просто кивнула.
– А как насчет тебя?
– Я хуже всех.
Он вздохнул и отложил ручку. Я не знала, почему у него на коленях всегда блокнот и ручка. Он почти ничего не записывал.
– Ты пытаешься выкрасить все либо в белый, либо в черный цвета. Либо добро, либо зло. Но так никогда не бывает.
Я положила голову на спинку кресла и уставилась на перегоревшую лампу. Он когда-нибудь ее заменит?
– Ты немного завидуешь Энди? – спросил он ни с того ни с сего.
– Завидую?
Я опустила голову и снова взглянула на него.
– Ни в коем случае. С чего бы это?
– Его отец жив, а твой – нет.
– О нет. Я действительно рада за него.
Это была правда.
– Он любит нашего дядю… то есть моего. Своего отца.
К этому еще нужно привыкнуть.
– Конечно, я хотела бы, чтобы отец был жив. Но я не завидую Энди.
– Хочешь, чтобы отец был жив. Несмотря на то, какой он ужасный человек? – улыбнулся доктор Джейкс.
– Верно, – раздраженно бросила я.
– Почему твоя мать вдруг решила рассказать Энди и тебе о его настоящем отце?
Мне нужно было подумать. Столько всего случилось за последние два дня. Но тут я внезапно ощутила почти несуществующий вес легкого тельца Мэдисон.
– В больнице лежит маленькая девочка. Она очень больна и… такая чудесная. Я как раз читала ей, когда в комнату ворвался какой-то тип и сказал, что он ее отец. Она ничего не знала о нем. Девочка получила душевную травму. Не говоря о том, что чертовски испугалась.
Мэдисон на несколько дней забрали домой. Все знали, что она скоро вернется и проведет остаток слишком короткой жизни, лежа в больничной или домашней постели.
– Поэтому я сказала ма, что Энди должен знать правду. Прежде чем обнаружит ее из другого источника.
– Надеюсь, они приведут к девочке психолога, – сказал доктор Джейкс, считавший, что психотерапия – ответ на все проблемы.
– Я скучаю по ней, – призналась я. – Страшно говорить такое, потому что ей лучше провести время дома, чем в больнице, но…
Я вспомнила, как сосредоточенно Мэдисон рисовала льва. Медведя.
– Иногда в больнице я забываю о себе. Думаю о том, через что придется пройти детям, и забываю о тюрьме и пожаре, и помню только о них.
– Сопереживаешь.
Я глянула на него. Рассмеялась.
– На моем бедре тату. Знаете какое?
– Надеюсь, не «Бен».
– О боже, нет, мне бы пришлось его удалить. Нет, слово «сопереживание».
– В самом деле? Необычно.
– У моего отца было такое на руке, чтобы напоминать о необходимости сопереживать другим людям.
– Но почему на бедре?
– Чтобы ма не увидела.
Я снова рассмеялась.
Он улыбнулся. Глянул на часы. Я поняла, что сеанс окончен. Впервые мне не хотелось, чтобы он заканчивался. Я только разошлась.
– Время вышло? – спросила я.
– Боюсь, что так.
Он кивнул.
– Увидимся на следующей неделе.
Я встала и пошла к двери.
– Мэгги?
Я оглянулась.
По-прежнему сидя в кресле, он снял очки и подался ко мне:
– В мире еще остались хорошие люди. И ты совершенно точно одна из них.
40. Сара
Утро у церкви
1996
Прошли годы с тех пор, как я нянчила Мэгги в церкви Свободных Искателей, и три года с тех пор, как я дошила подушки для скамей. И все же часть почти каждого дня я проводила в здании или около него. Иногда Джейми был там, иногда – нет. Хотя я ждала встреч с ним, но не одно это влекло меня в церковь. Я хотела получить то, что испытывала по воскресеньям, чтобы пережить очередной день. Духовное возрождение, стиравшее все негативное из моих мыслей. И оставлявшее вместо него покой.
Пока Кит был в начальной школе, я работала бухгалтером на материке, но только три дня в неделю, чтобы иметь время для себя и Свободных Искателей. Я могла не работать. За квартиру я не платила. Двух тысяч долларов, которые каждый месяц давал Джейми, легко хватало на мои нужды. А когда возникало что-то неожиданное, вроде визита к доктору или поломки машины, Джейми немедленно давал мне больше. Но мне необходимо было чувствовать себя нужной и не хотелось, чтобы люди начали гадать, как мне удается выжить, не имея работы.
Как-то июньским утром я отвезла Кита в школу и поехала в церковь. Села на песок позади здания. Прислонилась к прохладному бетону, подняла колени к подбородку и стала смотреть на лодку, выплывавшую из залива в океан. Вонзила пальцы в теплый песок и закрыла глаза.
– Мне показалось, что я видел, как ты проходила за окном.
Я вскинула голову. Ко мне шел Джейми.
– Привет.
– Кит рад последнему дню в школе? – спросил он, садясь рядом.
– По-моему, он еще не слишком хорошо понимает. Но не может и дня провести без школы.
– Как быстро они все забывают, – рассмеялся Джейми. В первый день занятий Кит горько плакал. Я и сама плакала, не желая разлуки со своим мальчиком.
– Как дела с Маркусом? – спросила я.
Проведя четыре года вне острова Топсейл, Маркус вернулся на похороны их с Джейми матери. Я знал, что, хотя Джейми был рад увидеть брата, его все же беспокоило возвращение Маркуса.