– Да, так уж вышло, – кивнул он и подался вперед. Я испугалась, что он выкатится из кресла. – Мы станем командой, вы и я. Вместе мы поймем, над чем стоит поработать. Установим какие-то цели.
– Мне не над чем работать.
– Не над чем?
Я покачала головой:
– Вообще-то я нормальный человек. Просто… сбилась с пути.
– Не сомневаюсь, что вы совершенно нормальны, – кивнул он. – Но то, что вы сделали, нормальным не назовешь. И будет неплохо понять, почему вы это сделали. Так, чтобы вы видели, каким качествам стоит уделить внимание, чтобы предотвратить нечто подобное в будущем.
– Ничего подобного в будущем не случится, – заверила я.
Он улыбнулся. Глаза снова исчезли за полосатыми очками.
– Я не коп, – сказал он. – Совершенно необязательно давать мне ответы, которые, по вашему мнению, необходимо давать. То, что мы говорим в этой комнате, здесь и останется. Единственный случай, когда я могу нарушить эту конфиденциальность, – уверенность в том, что вы намерены причинить зло себе или другим. Я должен дать знать службе надзора, что вы были у меня. Но содержание наших сеансов я передавать не обязан. Ясно?
Должно быть, у него самого немалые психологические проблемы! Недаром такой жирный!
Я не видела, чем такой, как он, может помочь мне, но кивнула. И буду кивать в продолжение всех сеансов.
– Как вы себя чувствовали с понедельника? – спросил он.
– Вы о чем?
– Каково это – выйти из тюрьмы? Быть свободной?
– Хорошо.
Он явно ждал продолжения. Я смотрела в окно с видом на парковку, пока глаза не заслезились. Потом уставилась на свои обломанные ногти. Он не собирался говорить, пока не заговорю я. Похоже, мы в тупике. Война. Но я подозревала, что он может держать паузу лучше, чем я.
– Повсюду шныряют репортеры, – сказала я, наконец.
– В самом деле? И каково это для вас?
Я пожала плечами:
– Не выношу их. Это несправедливо по отношению к моей семье. Будь в этом замешана только я… уже достаточно плохо, но хоть понятно, почему они достают меня. Я – последняя сенсация. Но я хочу, чтобы они оставили в покое моего брата и мать.
– Расскажите о своей семье.
– Вы, возможно, и без меня все знаете. По крайней мере, об Энди.
– Я знаю то, что знают все, кто следил за известиями о пожаре, Мэгги. Но, даже когда я слушал новости и запоминал детали, я не мог не задаться вопросом… Видите ли, дело в том, что я давно в этой профессии. – Он улыбнулся. – Я не мог не задаться вопросом, что испытываете вы. Каково это для молодой девушки – оказаться в центре чего-то подобного… да, я знаю об Энди. Все, что о нем говорили СМИ. Но хочу услышать о нем и об остальных членах вашей семьи от вас.
– Ладно, – вздохнула я, сдаваясь. – Энди – очень милый, хороший, умница и идеальный брат. Но он… Вы знаете о врожденном алкогольном синдроме?
Джейкс кивнул.
Я вертела и вертела часы на руке. И думала, что едва не убила младшего брата. Но я не собиралась открывать перед этим типом всю душу.
– Энди учится водить, и у него появилась подружка. Он сильно вырос, пока меня не было. А ма… она славная. Она постарела за этот год. Она и мой дядя Маркус… он был братом моего отца.
– Начальник пожарной команды.
– Верно. Он и моя ма теперь вместе.
– И что ты чувствуешь по этому поводу?
– Это хорошо. Очень хорошо. Хотя у него есть свой дом. Одна из башен Оперейшн Бамблби.
– Вот как? – улыбнулся он. Никто не мог без улыбки думать о домах, переделанных из старых башен.
– Да. – Я едва не улыбнулась сама. – Но он иногда ночует у нас. Полагаю, в последний год это случалось довольно часто.
– И как вы…
– Отношусь к этому? Я уже сказала. Хорошо. Особенно когда вокруг полно репортеров.
Я снова подумала об Энди, шагавшем сегодня утром к школьному автобусу. Возможно, пытавшемся понять, зачем тут репортеры и какой смысл имеют их вопросы. Но прежде чем я поняла, что происходит, глаза наполнились слезами.
– Вы очень любите свою семью, – заметил доктор Джейкс.
Я кивнула.
Он показал на коробку с бумажными салфетками на столе рядом с моим креслом, и я взяла одну и прижала к глазам. Я не хотела плакать здесь. Не хотела дарить этому старому, жирному, обрюзгшему типу удовольствие видеть меня плачущей. Но неожиданно я поняла, что ни на что другое сейчас не способна. Я плакала, и он мне не мешал. Так прошел почти весь остаток сеанса. Джейкс сказал, что все в порядке. Даже хорошо. Во мне скопилось много боли, сказал он, но у нас будет много времени, чтобы все обсудить.
– Наш сеанс почти закончен, – сказал он, когда я истратила почти половину салфеток в коробке. – Но прежде чем вы уйдете, я хотел спросить, где вы собираетесь отрабатывать общественные работы. У вас триста часов, я не ошибаюсь?
Я тяжело, прерывисто вздохнула. Нужно собраться, на случай, если репортеры выследили меня и ждали на парковке ветеринара.
– Моя мать… она медсестра в начальной школе Дуглас. Я буду помогать одной из преподавательниц. И начну с понедельника.
– Это вы договорились или ваша мать?
– Мать, – призналась я.
Он вроде хотел сказать что-то еще, но кивнул:
– О’кей. Встречаемся дважды в неделю.
Он с трудом встал с кресла.
– Хорошо.
Меня ждали бесконечные сеансы. Ма и об этом договорилась. Я не хотела выплакивать глаза дважды в неделю, но был ли у меня выход?
Я встала, изобразила абсолютно, по моему мнению, дурацкую улыбку и прошла мимо него к двери.
Сказать, что он мне понравился, – это уже слишком, но я могла поклясться, теперь он не казался таким жирным, как на первый взгляд.
11. Энди
Я ненавидел полицейские машины. Ма говорила, что я просто боюсь их, потому что однажды ночью полицейская машина отвезла меня в тюрьму. Поэтому, когда леди-полицейский захотела, чтобы я поехал с ней в «Уол-Март», ма сказала ей, что я должен практиковаться в вождении, поэтому мы можем взять нашу машину. Ма быстро соображает.
У меня была такая подушка, которую я положил на место водителя, чтобы лучше видеть через стекло. Я все ждал, когда стану выше, но этого не случилось. Кимми была выше меня, но ей на это плевать. Некоторым девочкам было не все равно, но дядя Маркус сказал, кто захочет девочку, которая заботится о чем-то настолько банальном? То есть о чем-то не очень важном.
Я – превосходный водитель. Мы должны были следовать за полицейской машиной, так что я пытался не выпускать ее из вида, но получалось плохо.
– Ты теряешь ее, милый, – заметила ма.