Продать и предать. Новейшая история российской армии - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Воронов cтр.№ 62

И подобная «экономия» торжествовала еще десятилетия. Вплоть до конца XIX века военные чиновники России всеми силами старались избегать настоящего перевооружения, всегда отдавая предпочтение «экономной» переделке старого оружия: под новый замок, затвор, патрон и т. п.

А одну войну в своей истории Россия точно проиграла именно из-за отсталости своего стрелкового вооружения — Крымскую. Как с горечью писал выдающийся российский конструктор оружия Владимир Федоров, ни одна из войн, которые вела Россия, «не выявила столь резкой отсталости в вооружении, как Восточная война 1853–1856 гг.». Русская армия встретила войну фактически без штуцеров, нарезных ружей, которыми были оснащены практически вся английская и большая часть французской армий. «Ни у англичан, ни у французов и итальянцев не было кремневого оружия, — писал в своем исследовании оружейник Федоров, — в турецкой армии его имела лишь незначительная часть резервных войск». А у нас этими карамультуками были вооружены поголовно все.

Наши солдаты могли вести огонь лишь на 300 шагов, в то время как противник мог безнаказанно расстреливать наших солдат, не входя в зону поражения их огнем — с 1200 шагов. Самые огромные потери русские солдаты несли именно от ружейного огня: английские и французские стрелки безнаказанно выбивали не только первую линию, но даже резервы. Более того, вражеские стрелки фактически парализовали русскую артиллерию, уничтожая орудийную прислугу огнем штуцеров все с тех же 1200 шагов.

В разгар войны военные чиновники, как водится, спохватились, попытавшись решить проблему массированными закупками за рубежом. Заказывая преимущественно не нарезное оружие, а опять же гладкоствольные ружья! Только пролетели и тут: попытались сделать заказ в бельгийском Литтихе (ныне Льеж), но фабрики уже были загружены заказами для… Англии и Турции, противников России. А те фабриканты, что согласились поставить, отказались определить точные сроки сдачи оружия, взвинтили цены до безумия, да еще и стали их поднимать каждые 15 дней. Затем возникли проблемы с доставкой выделанного оружия: Пруссия закрыла свои границы для транзита оружия в Россию, а на Балтике господствовала англо-французская эскадра. Когда же за бешеные деньги и тайными путями удалось-таки доставить в Россию партию импортных штуцеров, оказалось, что из 3.000 исправны лишь 224, остальные — полный брак! Попытались заказать нарезное оружие в Америке — у Кольта, но все вылилось в откровенное мошенничество: Кольт бесконечно обещал, просил отсрочки, вымогал аванс и предлагал, как рапортовал русский представитель в Нью-Йорке, «всякой дряни».

Выйти из положения попытались традиционным национальным способом: наспех собирали по всей стране и везли в Севастополь разномастные, разнокалиберные ружья, в том числе сделанные в 1811–1815 годах. Еще наспех попытались развернуть производство на заводах и в частных лавочках, но получили лишь брак: из сделанных в Варшаве «вольными мастерами» 2500 ружей, годных оказалось лишь… 16 штук!

А уж прибытие на фронт первого стрелкового батальона, вооруженного «настоящими» штуцерами, «праздновали в Севастополе, — писал современник, — как великое событие». Трофейное оружие и вовсе ценилось на вес золота: в рапортах всегда с особой гордостью отмечалось взятие одного-двух штуцеров при очередной вылазке. Штуцерная пуля, выпущенная французским стрелком, смертельно ранила адмирала Нахимова, насквозь пробив его череп. Кто знает, может как раз та пуля, в конечном счете, и решила судьбу Севастополя и всей кампании?..

На те же грабли наступили и во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов. «Вдруг» обнаружилось, что турки стреляют «дальше», нежели русские! Только на сей раз, дело было вовсе не в том, что русские винтовки оказались хуже турецких. Состоявшая на вооружении русской пехоты винтовка Крнка доставала и на 2.000 шагов, да вот только ее «предусмотрительно» снабдили прицелом лишь на 600 шагов, дабы, цитирую оружейника Федорова, «отнять у солдат искушение стрелять так далеко». А предельным расстоянием для прицельной стрельбы вообще было велено считать 300 шагов — как у гладкоствольного ружья! Потому как наиглавнейшим типом ведения боя русские военачальник упорно продолжали считать лишь штыковую схватку. Как философски обосновал эту концепцию ее главный идеолог, генерал Драгомиров, «огнестрельное оружие отвечает самосохранению; холодное — самоотвержению… Представитель самоотвержения есть штык, и только он один». Посему «первейшая забота всякого начальника в огневой период боя — это сбережение резервов к периоду свалки». Отсюда и практический вывод: учить солдата стрелять далеко и быстро — его морально портить и губить!

Правда, сам Драгомиров, командовавший у Шипки пехотной дивизией, до любимой «свалки» так и не дотянул, свалившись с тяжелым ранением от меткой пули турецкого стрелка. Турецкие винтовки, не будучи особо лучше русских, были снабжены вполне нормальными прицелами — на 1400–1800 шагов. И, главное, турецких солдат добросовестно выучили стрелять на самую предельную дистанцию. Кстати, у турок еще были и магазинные карабины Винчестера: относительно маломощные, зато бывшие много скорострельнее однозарядных винтовок.

Так можно продолжать до бесконечности: одна и та же кровавая колея бессистемного подхода, проложенная нашей бюрократией. И вопиющее пренебрежение к самой идее оснащения нашего солдата качественным стрелковым оружием. Винтовка, как говорили последователи Драгомиров в начале XX века, должна состоять из трех деталей: железяка, деревяка и ременяка. При тотальной малограмотности тогдашнего призывного контингента, простота винтовки, наверное, имела смысл. Прошло сто лет, но наше «мобилизационное оружие» по-прежнему ориентировано именно на такой же контингент! Как выразился военный эксперт Виктор Литовкин, автомат Калашникова неплох, но он «предназначен для диких, необразованных, необученных армий».

— Менять на что-то другое надо, — говорит полковник Виктор Литовкин. — У нас есть прекрасные автоматы — АЕК-971, автомат Никонова. Они более высокоточные, но и более сложные, их нельзя давать в руки солдату-одногодку, они предназначены для профессиональных людей. Есть хорошие образцы, есть, но, увы, пока они не настолько лучше, чтобы взять и выбросить на свалку все эти 17 миллионов «Калашниковых», сделав вместо них другие. К тому же любое оружие — это комплекс, это еще и патрон, в отрыве от которого вообще ничего нельзя рассматривать. Но ведь и по патронам у нас все провисает — нужно создать новый, более эффективный патрон…

На дворе эра профессиональных армий, самолеты пятого поколения, танки — тоже уже нового поколения. Но при этом — забитые склады, потому наш солдат должен воевать стрелковым оружием не качественно нового поколения, соответствующим времени, а сконструированным 66 лет назад! И ведь эти чертовы склады, мало того, что занимают огромные площади, так еще и отвлекают тысячи и тысячи солдат — на охрану и обслуживание, содержание котельных — отапливать же надо, поддерживать определенный температурный режим, вентилировать, освещать. А в сроки, положенные инструкциями, еще и профилактировать охраняемое, чистить и смазывать…

Вот так нашего солдата из года в год оставляют с оружием, мягко скажем, вовсе не лучшим. Из благих побуждений, конечно: надо же экономить народные средства. Только вот за такую «экономию» нашему солдату почему-то всегда приходится расплачиваться своей кровью.