Как я свалила из Германии обратно в Россию - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Штерн cтр.№ 21

– Надеюсь, вы понимаете всю правоту сказанного? – обратилась ко мне адвокат. – Кроме того, вы молоды и вполне можете зарабатывать деньги своим трудом, не рассчитывая на чью-то помощь, – добавила она учтиво-холодно, показывая who is who в этой стране.

Далее мы отправились к нотариусу, который, зачитав текст подготовленного документа, разъяснял мне и Хансу юридические детали.

– А ваш немецкий лучше, чем я предполагал, – по-деловому улыбнулся он. – Значит, вы все прекрасно понимаете, не так ли?

Последнее предложение нотариус читал особенно медленно:

– В случае раздельной жизни, даже учитывая нужду госпожи Анны как жены, ее супруг освобожден от каких-либо финансовых обязательств по отношению к последней.

Ханс заерзал на стуле. Ему было дискомфортно от этой фразы. Нерешительным тоном он попросил выбросить ее. Но строгий нотариус, глядя на Ханса поверх таких же строгих, как он сам, очков, разъяснил ему, как школьнику:

– Мы не можем изъять эту фразу из брачного контракта. Иначе он теряет свою силу и весь смысл. Понимаете?

После робких попыток изменить ситуацию, Ханс сдался в руки немецкой юстиции, блюдущей порядок и охраняющей покой и достаток своих граждан.

Брачный контракт был подписан. Теперь окрыленному жениху оставалось только дождаться дня свадьбы.

В целом мне потребовалось три месяца, чтобы дать ответ Хансу. Это было для меня нелегким решением. Я пролила немало слез, вспоминая рассказы бабушки и скучая по любимому сыну, а главное, понимая, что я обманываю свою совесть, самое себя. Этот брак был сделкой. Но я не могла, а вернее боялась, поступить по-другому. Я пришла к выводу, что возвращаться в Россию, в те условия жизни, от которых я бежала, глупо. И глупо не воспользоваться открывающимися передо мной возможностями золотого Запада, куда все рвутся и где я уже находилась…

Регистрация брака была назначена на пятнадцатое декабря. До конца моего официального пребывания в Германии оставалось ровно две недели. «Если ты еще будешь раздумывать, останется только собрать вещи и лететь в Россию», – сказала я сама себе. Нет, я этого больше не хотела. Мне нравилось жить в этой стране. Но теперь меня ожидала совсем другая жизнь – по сравнению со статусом любовницы циничного и жесткого немца Флетчера. С ним я имела право высказать свое мнение, подуться или даже собраться и уйти. Но я жила отдельно. И в этой чужой стране у меня была своя свобода.

Выходить же замуж за человека на сорок лет старше было совсем иным делом. И после заключения свеженького брачного контракта я вызвала Ханса на разговор. Если он так со мной поступает, то что мне, собственно, терять? У меня тоже есть какие-то права, убеждала я себя..

Мы прохаживались вдоль канала в живописном пригороде Падерборна. Ханс, как и полагалось влюбленному, без конца фотографировал меня. Попозировав ему, я собралась с духом и сказала:

– Помнишь, ты говорил, что хочешь мне помочь? Я принимаю эту помощь.

Ханс удовлетворенно закивал.

– Но… ты не обижайся на меня… я не могу себе представить настоящей супружеской жизни с человеком, который старше моего отца. Я предлагаю тебе свое общество и дружбу, и это без ограничений, но на большее… ты не должен рассчитывать. К тому же, Ханс… Твоя младшая дочь – моя ровесница…

Ханс молчал, и я заволновалась:

– Ровесница, Ханс, и у нее молодой муж. А если у меня будет молодой любовник? Как ты к этому отнесешься?

«Я совсем обнаглела!» – мелькнуло в голове у меня, но я продолжала:

– В конце концов, наш брак имеет особый статус, ты сам говорил про «помощь». В общем, Ханс, у меня тоже есть условие. Мне нужна своя, отдельная, спальня!

В волнении я замолчала. Но Ханс мягко, по-отечески, потрепал меня по плечу и… согласился:

– Конечно, mein Mädchen… [1] Устроим тебе отдельную спальню.

Ханс жил в одном из типичных провинциальных городков Германии, где, как правило, тихо, спокойно и скучно, где соседи знают друг о друге все, заглядывают в чужие окна или от скуки сочиняют «кино» из жизни. Однажды я заметила, что соседи Ханса, о чем-то шушукаясь, с любопытством рассматривают ее из-за гардины. Для них переезд девушки был событием особой значимости: старик-сосед с молодой иностранкой! Интересно, подружку завел или собрался жениться?

Пятнадцатое декабря пришло так же быстро, как и наступившая зима. Мы условились, что после регистрации брака я останусь в Падерборне: собрать вещи, завершить дела, а к Хансу перееду через пару дней.

Свидетелями на свадьбе были Генрих и моя русская подруга Оля, собирающаяся с семьей переезжать на север Соединенных Штатов. Ее мужу – профессору математики – удалось выиграть конкурс на вакансию в одном из американских университетов. Оля не раз повторяла мне, как она рада отъезду из Германии: «Ты здесь всегда будешь иностранкой, – говорила она. – Совершенно не важно, сколько ты здесь живешь и как хорошо владеешь языком! В Соединенных Штатах совсем другая ситуация. Там можно чувствовать себя равноправным человеком». Я, конечно соглашалась с ней, но на тот момент меня никто не приглашал в США. Так что пока я видела свою задачу в том, чтобы бросить якорь здесь, в Германии.

На свадьбе была еще одна моя приятельница – Мэри, с которой мы вместе работали в баре. Маша уже успела выйти замуж за своего постоянного гостя, и он не хотел отпускать такую милую и добрую подругу обратно в Россию.

Отметили неравный брак в одном из ресторанов Падерборна. Законный муж спокойненько сидел за столом и тихо радовался событию, а не менее счастливый Генрих фотографировал меня. Может, его радовало, что план реализовался и я осталась в стране, а может, мысль о том, что при таком муже он будет, как и прежде, пользоваться всеми благами любовника…

Казалось бы, одной проблемой меньше. Надо мной больше не висел дамоклов меч отъезда из Германии. Но решение одной проблемы открывало передо мной другие, не менее сложные, задачи и лабиринты, о существовании которых я в день свадьбы и предположить не могла.

Как ни крути, я теперь не могла принимать решения одна и должна была во всем считаться с настроением и мнением своего мужа-пенсионера. Ханс Мюллер был типичным скромным немцем – таким же, как и его фамилия, одна из самых распространенных в Германии. Господин Мюллер был стандартным и в своих суждениях: о политике, об истории, о молодом поколении. Свои речи он, как правило, начинал словами: «Вот раньше была жизнь… Все не так… Все идет в никуда… Все будет только хуже… Везде бардак…»

При этом Ханс откровенно полагал, что нынешнее благосостояние Германии было заработано исключительно трудом людей его поколения – людей, прошедших войну (очень часто – вынужденно, иначе их расстреляли бы), людей, которые восстанавливали послевоенную страну. При этом он не раз упоминал, как горд тем, что во Вторую мировую войну не убил ни одного человека. Охраняя казармы с русскими военопленными в Венгрии, он наслаждался игрой русских на гармони и балалайке. Вообще Ханс с симпатией относился к веселому и жизнерадостному характеру «враждебной» нации и даже делился с пленными русскими (разумеется, в отсутствие начальства) махоркой!