На краю. Тяжелый выбор России - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буковский cтр.№ 29

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

– Вот сколько ни наблюдаю за политическими процессами, убеждаюсь, что мораль и правильные позиции не в цене в геополитике. Разве я не права?

– Мы все, все диссиденты говорили, что политика должна быть моральна. И мы возникли не как политическое движение. Мы были движение нравственное. Наш основной импульс был не переделать Россию, а просто не быть участником преступления. Не стать частью режима. Это был самый мощный мотив. А поскольку СССР не терпел такого инакомыслия, то началась война с нами. И если бы они сказали: хорошо, вот вам Костромская область и живите, как хотите, даже если не будете строить коммунизм, тогда никакого движения бы и не было. Мы бы все жили в Костромской губернии, – смеется, – они же что решили? Мы их переделаем. А сейчас хотят украинцев переделать в русских. Они же все коммунисты. Их какой лозунг: мы не можем ждать милости от природы, взять их – наша основная задача. Они верили, что могут взять у природы все и пустить реки вспять, и в пустынях сады зацветут. Наверное, в XIX веке такие намерения были бы романтизмом, но в советские время эти романтики стали мрачными убийцами. Природу не надо переделывать, с ней надо жить, людей переделывать не надо – с ними надо быть партнерами. Они никогда не могли понять партнерских отношений. Не понимают, что хорошие и сильные партнеры делают тебя сильнее. А вот когда один человек наверху, а остальные исполняют его волю, то творчески живет только один человек во всем государстве.

– Скажите, я вот слушаю вас и ловлю себя на мысли, что у вас, как и у вашего друга Мустафы Джемилева, нет никакой обиды на эту систему. Я читала обо всех пытках, через которые вы прошли в КГБ, и у вас нет озлобления. Как вам удается так относиться к государству, которое ломало вам жизнь?

– Я и Мустафа – мы принадлежали к тому поколению и кругу, которые хорошо знали, что делают. Мы ничего другого от них не ожидали. Мы не были жертвами. Поколение наших отцов, которых уничтожали в ГУЛАГе, были жертвами, они не понимали, за что их садили. А мы были солдатами. Мы прекрасно понимали, что нас ждет. Я влез в это в шестнадцать лет и уже тогда хорошо понимал, что меня ждет. На самом деле представлял себе гораздо хуже, чем получилось. Никто из нас не верил, что мы доживем до тридцати лет. А мне уже за семьдесят. Поэтому мы не в претензии и не обиде.

– Вам не жалко было своих лет, когда КГБ вам зонд запихивали, чтобы насильно кормить, когда надевали мешок на голову, имитируя удушение.

– Я выяснил несколько интересных для себя вещей. Что я малочувствителен к голоду, холоду и к боли. У меня высокий порог, я не страдаю от этого. Что касается смерти, я рано понял, что такое смерть. Мы жили в коммуналке, моя бабушка, которая читала мне Жуковского и Пушкина, умерла у меня практически на глазах. Я понимал, что это будет и со мной. При этом я не был религиозен, я понимал, что это исчезновение. И я не буду помнить и жалеть, что я так мало пожил, если придется уйти раньше. Поэтому я никогда не боялся смерти. А раз у меня такие высокие болевые пороги на боль, холод и голод, чем, собственно, и наказывали в советских тюрьмах, плюс такое философское отношение к смерти, ну и что они могли сделать? Ничего.

(Беседа В.К. Буковского с политологом В. Штепой. 2004 г.)

Говорят, что со старыми диссидентами беседовать непросто – годы подполья сделали многих из них довольно замкнутыми персонами. Поэтому я был удивлен весьма радушной встрече с гостеприимным хозяином профессорского дома в пригороде Кембриджа. Мы проговорили часа полтора – за крепким чаем с карельским бальзамом. Об Англии напоминал лишь типично британский, жарко потрескивавший камин.

– Владимир Константинович, в России вы известны как интеллектуал и аналитик, предсказавший еще в 1984 году скорый распад Советского Союза, хотя к этому тогда не было, казалось, никаких предпосылок. Чувствуете ли вы себя счастливым, наблюдая исполнение ваших пророчеств?

– Далеко не всегда, потому что обычно мои предсказания довольно мрачные. Но иногда они забавляют. В 84-м, действительно, все вспоминали книгу Оруэлла, и мне тогда задали вопрос: каким я вижу СССР в XXI веке? А я ответил, что считаю этот вопрос нелепым, ибо уже через 10 лет этой страны просто не будет. Тогда такой ответ многих шокировал, и его припоминают мне до сих пор. (Смеется).

– И все же: что случилось тогда, на рубеже 80-90-х? Почему власть, жестоко преследовавшая диссидентов, вдруг в мгновение ока перехватила ваши идеи, а вы сами остались, как и были, невостребованными?

– А это как раз был наиболее логичный выход для власти. Эти люди сидели у власти десятилетиями и поколениями и, естественно, терять ее не желали. Но когда рухнули цены на нефть и мировая ситуация стала меняться, им пришлось срочно менять имидж. А при том, что у нас, диссидентов, там не было никаких социальных позиций и возможностей влияния, у нас все же был наработан определенный интеллектуальный потенциал, язык, понятный окружающему миру. Вот этим потенциалом и языком система при Горбачеве вовсю и воспользовалась.

– Да, когда главный идеолог Политбюро Яковлев вдруг заговорил словами тех, кого он десятилетиями травил, – в этом было что-то сюрреальное…

– Тот же сюрреализм мы наблюдали бы, если бы после Второй мировой войны не догадались провести Нюрнбергский процесс, а нацистская партия просто объявила бы свою «перестройку». Но, к сожалению, аналога Нюрнберга – над коммунизмом – нам добиться не удалось. Слишком сильно было противодействие как среди этой «перестроившейся» номенклатуры, так и на Западе, где левые силы давно контролируют общественное мнение и львиную долю прессы. Они насмерть перепугались, что этот процесс вскроет их многолетнее сотрудничество с Кремлем, многомиллионные счета и прочие скандальные документы…

– Но в начале 90-х вам все же удалось поработать в советских архивах?

– Да, но лишь в 1991–1993 годах, когда еще обсуждался вопрос – устраивать ли этот процесс. В архиве Политбюро мне удалось откопать просто потрясающие документы – куда уходили русские деньги, как все эти западные коммунисты отчитывались перед советским руководством, какой «общеевропейский дом» они планировали вместе строить… Часть этих документов я вывесил в Интернете, но с 1993 года в России они вновь объявлены секретными! Видимо, Ельцин испугался, что при доведении этого процесса до логического конца ему и самому с его цековским прошлым у власти не усидеть. Вот они и решили дать задний ход. И сегодня закрыты даже те документы, которые относятся к первым годам советской власти, материалы Коминтерна!

– Удивительно, что у нас еще находятся люди, которые думают, что в 90-е годы все решительно изменилось…

– Людям свойственно обманываться – а им к тому же постоянно твердят о каких-то «идущих реформах». Но посмотрите – что реально изменилось к сегодняшнему дню? Как правила Россией дикая бюрократия, так и правит, разве что поменяла корочки на своих партбилетах. Более того, она ничуть не сократилась, а наоборот – все более и более разрастается, появляются все новые и новые «контролирующие органы». Вновь лепится «культ личности» – очевидно карикатурный, но не менее фанатичный, чем при Сталине. Менталитет как был, так и остался рабски-советским – эти люди меньше всего думают, как произвести нечто новое, для них главное – отнять и поделить.