Мифы о Китае. Все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, - неправда! - читать онлайн книгу. Автор: Бен Чу cтр.№ 4

Китайцы были не просто обманщиками, они также отличались патологической жестокостью. Сочинитель английских бульварных романов Сакс Ромер делает садистом-детоубийцей не только придуманного им эдвардианского суперзлодея Фу Манчу, но и наделяет этой характеристикой всю китайскую расу. Фу с его тонкими усиками предстает «не знающим жалости нелюдем… чей злой гений был вдохновлен холодной расчетливой жестокостью, свойственной его нации, нации, которая по сей день избавляется от сотен, да что там! — тысяч нежеланных новорожденных девочек, попросту сбрасывая их в специально для этого предназначенные колодцы».

И не одно лишь убийство младенцев демонстрировало присущую китайцам жестокость. Английский философ Бертран Рассел, посетивший Китай в 1920 году, обратил внимание на то, как забавляются китайцы при виде страданий мучимого животного, рассказывая, что «если сбитая автомобилем собака серьезно ранена, девять из десяти прохожих остановятся, чтобы посмеяться над стонами несчастного создания». По утверждению Рассела, «вид страданий не вызывает у обычного китайца никакого сочувствия, скорее, напротив, доставляет ему определенное удовольствие».

Несмотря на веселье, испытываемое при виде мучений живых существ, китайцы, по мнению некоторых наблюдателей, не обладают чувством юмора. В конце 1980‑х американский писатель Пол Теруа провел год в Китае, путешествуя по стране по железной дороге и став, по собственной оценке, знатоком китайской нации. Он утверждает, что умеет различать виды китайского смеха. «Их всего около двадцати, — подводит итог Теруа. — Ни в одном из них нет ни тени юмора. Иногда смех нервный, иногда — почтительный, часто — предостерегающий. Громкий гогот выражает у китайца приступ страха. Отрывистое хихиканье означает, что случилось что-то неладное».

Впрочем, не все столь уверены в своих представлениях. Наиболее часто встречающееся в применении к китайцам прилагательное — «непроницаемый». Как говорит утомленный вице-король в поэме Редьярда Киплинга, «вам никогда не постичь восточный ум, да это и не стоит труда».

Тем не менее нашелся один автор на рубеже двадцатого столетия, который попытался это сделать. Американский писатель Джек Лондон попробовал проникнуть в восточное сознание в коротком рассказе, озаглавленном «Китаеза». Китайский кули на Таити был приговорен французской колониальной администрацией к двадцати годам тюрьмы за преступление, которого он не совершал. Несмотря на это, непохоже, чтобы А Чо был особенно расстроен допущенной по отношению к нему жестокой несправедливостью. «“Двадцать лет — это всего двадцать лет, — рассуждает А Чо. — С садом придется подождать, вот и все”. А Чо был молод и, как все азиаты, терпелив». Здесь мы видим еще одну поразительную черту китайского характера, как его понимают иностранцы. Бертран Рассел выразил это так: «Китайцы мыслят в пределах не десятилетий, а веков».

Даже в случаях, когда китайцы поражали западных путешественников какими-нибудь своими качествами, этим качествам часто давалось уничижительное объяснение. Французский миссионер XIX века аббат Юк обращает внимание на «непоколебимую безмятежность», с которой китайцы встречают собственную смерть. Однако он тут же добавляет, что ее не следует принимать за благочестивое умиротворение, а всего лишь за результат их языческого бездуховного существования: «Чувство тревоги перед неизвестностью загробной жизни и горечь разлуки с близкими не могут волновать того, кто никогда никого не любил и провел свою жизнь без мыслей о Боге и спасении души. Они и впрямь умирают спокойно, но то же можно сказать и о неразумных животных; в основе своей это самая жалкая смерть, какую только можно вообразить». Свойственный китайцам духовный вакуум — одна из наиболее встречающихся на протяжении веков тем. Американский стратег «холодной войны» Джордж Кеннан писал в 1970‑х, что в китайцах «на мой взгляд, отсутствуют два свойства, присущие западнохристианской ментальности: способность к состраданию и к осознанию греха».

Некоторые оскорбления носили более прозаический характер. Философ эпохи Просвещения Монтескье полагал, что мозги китайцев стали ненормальными под воздействием жары. «Существуют климатические зоны, где природные порывы столь сильны, что почти заглушают голос нравственности, — заявляет он. — Китаец, способный противостоять искушению изнасилования, — добродетельный урод».

Экономист восемнадцатого столетия Адам Смит, высокочтимый создатель теории свободного рынка, утверждал, что китайцы в Кантоне гораздо менее разборчивы в пище, чем европейцы: «Они с радостью вылавливают из воды самый отвратительный мусор, выброшенный за борт с европейских судов. Любая падаль, например, трупы кошек и собак, пусть даже наполовину сгнившие и издающие мерзкий запах, кажутся им столь же приятными, как людям из других стран — самая полезная и здоровая пища».

Популярная песня калифорнийских золотоискателей времен золотой лихорадки XIX века «Китаец Джон» развивает тему отвращения к привычкам китайцев в еде и заодно указывает на прочие серьезные основания для презрения к китайцам:

Я думал, Джон, ты перестал

Печь крыс, варить собак.

Но, оказалось, до сих пор

Ты жрёшь их только так!

Ты жулик, ты обманщик, Джон,

Китайское ворьё!

Мечтаешь стибрить в свой Шанхай

Ты золото мое.

«Безжалостен к крысам — избавляет от крыс, мышей, клопов, мух и тараканов. 15 центов пачка», — говорится в рекламе пестицида, продававшегося в 1880‑х в американском городе Бостон. Рядом с надписью — изображение китайца с косой в золотистой шляпе и ярко-красной куртке, подносящего жирного грызуна к своему жадному рту.

И их к тому же чертовски много. Иностранцев всегда поражала невероятная многочисленность китайского населения — навязчивая идея, прослеживающаяся со времен самых первых контактов. Португальский солдат удачи шестнадцатого века Галеоте Перейра во времена династии Мин был осужден за кражу и посажен в китайскую тюрьму. В одном из первых сделанных европейцами описаний жизни эпохи Срединного государства Перейра отмечает, что чувствовал себя «омерзительно подавленным из-за многочисленности людей» в стране. «Влезши на дерево, — записывает он, — вы можете увидеть бесчисленное количество детей там, где не предполагали найти даже одного».

Не в меньшей степени были одержимы китайскими масштабами и протестантские миссионеры девятнадцатого столетия. В христианском периодическом издании, очень к месту носящем название «Китайские миллионы», выражается отчаяние по поводу того, как много работы во имя веры предстоит проделать в этой стране. «В течение года, представленного в этом томе (1883), более восьми миллионов душ покинули этот мир на территории Китайской империи, — сокрушается автор редакционной статьи. — И какому же ничтожному числу из этих миллионов были достойно представлены Евангелие и милость Господня!»

В двадцатом веке представители Запада переключились с продажи миллионам китайцев христианской религии на мелочную торговлю во имя маммоны. В 1937 году Карл Кроу, американский журналист в Шанхае, написал книгу под названием «400 миллионов покупателей»; искусно выбранный заголовок был рассчитан на то, чтобы вызвать у владельцев предприятий в Соединенных Штатах сладкие грезы о возможности получать неслыханные прибыли на огромном китайском рынке. Дело это и сейчас живо, только миллионы умножились. «Миллиарды: Как продавать новому китайскому потребителю» — так назвал свою книгу, вышедшую в 2005 году, руководитель американской рекламной фирмы Том Докторофф.