Мифы о Китае. Все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, - неправда! - читать онлайн книгу. Автор: Бен Чу cтр.№ 30

Провозглашенная Сунем либеральная демократия вскоре развалилась, дав путь пришедшим к власти авторитарным военным лидерам, но тем не менее основополагающие либеральные республиканские принципы никогда формально не отрицались. Тот факт, что формы конституционного правительства сохранялись, даже когда за ними ничего не стояло, является молчаливым подтверждением их легитимности, подобно тому как лицемерие является данью, которую порок платит добродетели. И голоса, требовавшие политических реформ, не ослабевали. В 1920‑х Движение за новую культуру, возглавленное учившимися за границей китайскими студентами, сделало политические реформы своей путеводной звездой и призывало к замене «Конфуция и сыновей» на «Госпожу Науку» и «Госпожу Демократию».

Даже китайские коммунисты, по крайней мере теоретически, поддерживали государство, основанное на независимой воле народа. В юности Мао Цзэдун находился под сильным впечатлением от трудов Кан Ювэя. Когда вскоре после прихода к власти в 1949 году его спросили во время интервью, каким образом коммунисты смогут избежать упадка вследствие коррупции, как это случалось со всеми предыдущими китайскими правительствами, Мао ответил: «Мы нашли новый путь, который выведет нас из заколдованного круга. Этот путь называется «демократия». Когда народ контролирует действия правительства, правительство успешно делает свою работу».

В принятой после 1949 года Конституции Народной республики мы находим многократно повторяющееся упоминание демократии. И в наши дни преемники Мао часто обращаются к разговорам о том, что народовластие является краеугольным камнем их политики. «Модернизация не может быть осуществлена без демократии», — подчеркивал в 2006 году бывший Председатель КНР Ху Цзиньтао. «Жажда демократии и свободы и потребность в них народа непреодолимы», — вторит ему в 2010 году его премьер Вэнь Цзябао. Такого рода речи, исходящие от партии, удерживающей монополию на политическую власть и даже близко не подпускающей к ней оппозицию, конечно, приводят на память оруэлловское двоемыслие, и все-таки сквозь все эти риторические построения проглядывает призрак искренности. Коммунистическая партия появилась на свет в той же среде, что и реформаторы Ста дней и Движение 4 мая, для которых политические реформы были необходимым условием модернизации Китая. Основателем КПК был Чэнь Дусю, один из вождей Движения 4 мая. Цель моих аргументов — не попытка оправдать коммунистов, предавших обещанную ими народу демократию, но стремление опровергнуть представление о том, что идея самоуправления чужда негибкому и раболепному сознанию китайцев. Напротив, требование демократии находилось в самом сердце реформаторского движения, послужившего идеологическим основанием современного китайского государства.

В конце 2011 года ничем не примечательная рыбацкая деревня под названием Укань, затерявшаяся между покрытых буйной тропической растительностью холмов южной провинции Гуандун, внезапно превратилась в самую значимую точку на карте Китая. Жителям Укани стало известно о намерении партийных чиновников заключить сделку с некими застройщиками о продаже им принадлежащей деревне общественной земли. Обитатели деревни решили, что, как это уже не однажды случалось, чиновники, вместо того чтобы потратить деньги на общественные нужды, попросту положат их к себе в карман. Однако на этот раз жители не собирались мириться с таким положением дел. Большая группа людей собралась около двух местных представительств власти: у здания партийного комитета и возле полицейского отделения. Разъяренная толпа разгромила оба здания.

Власти отреагировали мгновенно. Тихий человек по имени Сюэ Цзиньбо нехотя согласился на просьбы односельчан вести от их имени переговоры с властями. В один из вечеров его окликнули из микроавтобуса без опознавательных знаков и затем, связав, запихнули внутрь и отвезли в полицейский участок. Живым оттуда Сюэ уже не вышел. Полиция заявила, что он скончался от инфаркта, но явившимся, чтобы забрать тело, членам его семьи было очевидно, что причиной смерти Сюэ стали жестокие побои. Жителей деревни охватил гнев. На этот раз они вывезли из деревни всех партийных чиновников и полицейских и забаррикадировали ведущие к деревне дороги. Власти стянули силы снаружи и прекратили подвоз в деревню продовольствия. Укань оказалась в осаде. Каждому было ясно, что за этим последует. Наверняка государственная машина пустит в ход превосходящие силы и подавит мятеж, подобно тому как это произошло на Тяньаньмэнь в 1989‑м.

Однако Укань не была разгромлена. Напротив, требования жителей деревни были удовлетворены. Партбосс провинции Гуандун, честолюбивый человек по имени Ван Ян, сконфуженный широким откликом мировых средств массовой информации на события в Укани, пообещал провести расследование первоначальной земельной сделки, ставшей причиной бунта. Обитателям деревни также было разрешено провести новые выборы. Со времени роспуска маоистских коммун в начале 1980‑х в китайских деревнях регулярно происходили выборы, однако это был всего лишь фальшивый ритуал, призванный изображать демократию на местном уровне, с кандидатами, которых партийные чиновники заранее проверили на благонадежность. Уканьские выборы не походили на эту модель: они были свободными и честными. Жители сделали новые деревянные урны для голосования, и 85 процентов из семи тысяч зарегистрированных избирателей явились для голосования на избирательный участок. Если принять идею о традиционной непредрасположенности китайцев к демократии, энтузиазм населения Укани по поводу осуществления своих избирательных прав кажется поистине удивительным.

Среди всех нелепостей, воображаемых нами в отношении современного Китая, самая большая глупость — идея о том, что все китайцы как один довольны и бесконечно благодарны коммунистической партии за растущий уровень собственного благосостояния. В уканьских событиях необычен был не мятеж как таковой, а то, что мятежники сумели сообщить о происходящем в средства мировой массовой информации, опередив карательные акции властей. Протесты отчаявшихся обитателей китайских деревень против действий властей становятся по всей стране все более частыми. По понятным причинам точное их количество держится в секрете, однако не вызывает сомнения тот факт, что ежегодно происходят десятки тысяч бунтов, большинство из которых, как и в Укани, вызвано коррумпированностью местных органов власти. По данным Китайской академии общественных наук, в 2006 году произошло более чем 90 000 «массовых инцидентов», в десять раз больше, чем за предшествующее десятилетие. В 2010 году профессор университета Цинхуа Сун Липин подсчитал, что за год произошло около 180 000 случаев массовых беспорядков, то есть примерно 500 в каждый отдельно взятый день. Во многих из этих мятежей участвуют люди, доведенные до такой степени безысходности, что и угроза потери средств к существованию или даже самой жизни не останавливает их перед выражением своего гнева. Добавьте к этому многие миллионы тех, кто молча кипит от отчаяния из-за притеснений, которые им приходится терпеть от коррумпированной партийной власти на местах.

Растущее общественное недовольство в Китае захватывает далеко не одних лишь деревенских жителей. За последнее тридцатилетие Китай превратился из общества, в котором практически каждый был беден, в страну, где разница между доходами разных групп населения — одна из самых больших в мире. Сейчас в Китае насчитывается более миллиона миллионеров в долларовом эквиваленте, на пересчет в долларовой валюте США. В то же время около 170 миллионов человек перебиваются меньше чем на 2 доллара в день. Средние классы при этом не менее, чем самые нищие, рассержены из-за стремительно нарастающего неравенства, поскольку им хорошо известно, что источник доходов китайских супербогатых кроется не в неустанном труде, а в непотизме и коррупции.