Петр Великий. Прощание с Московией - читать онлайн книгу. Автор: Роберт К. Масси cтр.№ 37

Утром 9 сентября Василия Голицына вызвали к Петру. Полагая увидеть царя лично, он приготовил записку, в которой, предваряя просьбу о помиловании, перечислял все свои заслуги перед государством. Но царь его не принял. Голицын покорно стоял в толпе у крыльца царских палат, пока на лестнице не появился думный дьяк и не огласил царский приговор. Князя обвинили в том, что он держал отчет только перед регентшей, а не перед государями, что в официальных документах писал имя Софьи «в царском титуле», и в причинении ущерба и тягот правительству и народу своим негодным командованием в двух крымских походах. Жизнь ему сохранили, но приговор был суров: он лишался боярского чина, всего имущества и высылался с семьей в заполярное селение. И Голицын тронулся в путь – жалкий и нищий. В дороге его подбодрило появление Софьиного посланца, который передал ему кошелек с деньгами и обещание добиться его освобождения при посредничестве царя Ивана. Это, пожалуй, была последняя хорошая новость для Голицына. Вскоре Софья лишилась возможности помочь кому бы то ни было, даже самой себе, и для Голицына, светского красавца с блестящими манерами, началась двадцатипятилетняя ссылка. Летом 1689 года, когда пала Софья, ему было около сорока шести лет, и до самой смерти в 1714 году, в возрасте семидесяти одного года, он влачил жалкое существование на Севере.

Какая ирония судьбы в том, что человек на редкость передовых для тогдашней России взглядов, который мог бы принести Петру столько пользы в его усилиях модернизировать государство, очутился в партии противников царя, все потерял при смене власти и был обречен просидеть большую часть царствования великого реформатора в избе за полярным кругом. Не менее курьезно то, что к Петру примкнули московские бояре, ненавидевшие Голицына. Они-то думали, что, помогая Петру свергнуть Софью и Голицына, спасают себя от западной заразы. На деле же они своими руками убрали главные препятствия на пути величайшего западника в русской истории.

* * *

Как ни жалок был конец Голицына, участь его оказалась легче судьбы других приближенных Софьи. Хотя, как сообщает Гордон, Петр не хотел для своих противников самых суровых наказаний, его окружение, и особенно патриарх, настаивали на этом. Шакловитого приговорили к смерти, и на пятый день после прибытия в Троицу его обезглавили у подножия могучей монастырской стены. Еще двое сообщников были казнены вместе с ним. Троих стрельцов били кнутом и, урезав им языки, сослали в Сибирь. Сильвестр Медведев бежал из Москвы в надежде найти убежище в Польше, но его перехватили, доставили в Троицу, допросили под пыткой. Он признал, что слышал неопределенные угрозы в адрес некоторых сторонников Петра и что написал достойные осуждения хвалебные стихи под Софьиным портретом, но отрицал свою причастность к какому-либо заговору против царя или патриарха. Его оставили в заключении, затем вновь обвинили, страшно пытали огнем и раскаленным железом и, наконец, через два года казнили.

Приверженцы Софьи были сокрушены, но оставалась главная проблема – что делать с самой Софьей? Одна, без друзей, она ожидала в Кремле решения своей судьбы. Под пыткой Шакловитый ни одним словом не указал на причастность Софьи к заговору с целью сместить Петра с престола, а тем более убить. Против нее можно было сказать только, что она знала о замышлявшихся покушениях на некоторых членов партии Петра и имела поползновения властвовать наравне с братьями – по праву рождения, как монархиня, а не на временных основаниях, как регентша. Впрочем, Петру этого было достаточно. Он написал из Троицы письмо к Ивану – жаловался на Софью и предлагал в дальнейшем править государством вдвоем. В письме подчеркивалось, что при коронации царская власть была возложена на них двоих, а не на троих и что участие сестры Софьи в правлении и ее претензии на равенство с двумя помазанниками Божьими были нарушением воли Всевышнего и их царских прав. Петр настаивал на совместном царствовании без ненужного вмешательства «третьего зазорного лица». Он просил разрешения назначать новых чиновников, не испрашивая согласия Ивана в каждом отдельном случае, и заканчивал утверждением, что брат для него по-прежнему остается во всех отношениях старшим: «А я тебя, государя брата, яко отца почитать готов».

Иван беспрекословно согласился. Издали приказ об исключении имени Софьи из всех официальных документов. Вскоре в Кремль приехал посланец Петра, князь Иван Троекуров, и предложил царю Ивану потребовать, чтобы Софья покинула Кремль и перебралась в Новодевичий монастырь на окраине города. На том, чтобы Софья постриглась в монахини, не настаивали; ей предоставлялись уютные, хорошо обставленные покои, с нею отпускали множество прислуги, так что ее ожидала жизнь безбедная и бесхлопотная. Ограничения состояли лишь в том, что ей не разрешалось покидать монастырь, а навещать Софью могли только ее тетки и сестры. Но для Софьи любое, пусть самое роскошное, заключение означало конец всему, что было для нее важно. Власть, деятельность, азарт, игра ума, любовь будут вырваны из ее жизни. Она сопротивлялась и больше недели отказывалась выехать из Кремлевского дворца, но нажим стал слишком силен, и ее со всеми церемониями препроводили в монастырь, в стенах которого ей предстояло прожить оставшиеся пятнадцать лет.

Петр не желал возвращаться в Москву, пока Софья не удалилась из Кремля. Когда же сестра была надежно изолирована, он выехал из Троицкого монастыря, но в пути задержался на неделю, которую провел с генералом Гордоном, устроившим маневры пехоты и кавалерии перед очами государя. Наконец, 16 октября, Петр въехал в столицу по дороге, вдоль которой стрельцы всех полков стояли на коленях в знак мольбы о помиловании. В Кремле царь направился в Успенский собор обнять брата Ивана, а затем, облаченный в царские одежды, появился на Красном крыльце. Впервые этот высокий, круглолицый, темноглазый юноша стоял здесь как хозяин Российского государства.

* * *

Так пала Софья – первая женщина, властвовавшая в Москве. Заслуги ее как правительницы часто преувеличивают. Князь Борис Куракин погрешил против истины, сказав: «Никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было. И все ее государство пришло во время ее правления, чрез семь лет, в цвет великого богатства». Вместе с тем она не была, как ее рисуют некоторые поклонники Петра, просто-напросто последней правительницей старого покроя, реакционным камнем преткновения, загромождавшим тропу русской истории, прежде чем она превратилась в новую, гладкую и широкую першпективу Петровской эпохи. Правда заключается в том, что Софья, наделенная всеми необходимыми качествами, правила в целом успешно. Те семь лет, что она руководила государством, пришлись на переходный период русской истории. Два царя, Алексей и Федор, начали проводить в российской политике умеренные изменения и реформы. Софья не замедлила и не ускорила этого процесса, но позволила ему продолжаться и тем самым помогла подготовить почву для деятельности Петра. В свете того, что было начато при Алексее и продолжалось при Федоре и Софье, даже разительные петровские преобразования приобретают скорее эволюционный, чем революционный характер.

Софья была не столько выдающейся русской правительницей, сколько выдающейся русской женщиной. Веками русские женщины, низведенные до положения бессловесной домашней утвари, прятались в сумраке теремных покоев. Софья вышла на дневной свет и захватила бразды государственного правления. Плохо ли, хорошо ли она правила – сам факт, что она, в ее эпоху, сумела взять власть, уже обеспечивает ей место в истории. К несчастью, то, что Софья родилась женщиной, не только выделяло ее незаурядность, но в конце концов и погубило. Когда уже в царствование Петра наступил критический момент, москвичи все-таки не пошли за женщиной против законного государя.