Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - читать онлайн книгу. Автор: Алан Гринспен cтр.№ 89

Если бы счастье зависело только от материального благополучия, думаю, победу одержала бы американская модель капитализма, которая является самой динамичной и продуктивной. Однако она характеризуется и самой высокой напряженностью, особенно на рынке труда. Как было отмечено в главе 8. в неделю в США теряют работу порядка 400 000 человек, а еще 600 000 человек добровольно меняют или оставляют работу. Средняя продолжительность работы американца на одном месте составляет 6.6 года, немца — 10.6 года, а японца — 12,2 года. Обществам с рыночной экономикой (т.е. практически всем на сегодняшний день) приходится выбирать то место, которое они хотят занять на шкале с двумя крайними точками, в одной из которых находится стремительная, но продуктивная Кремниевая долина, а в другой — неизменная Венеция.

В каждом обществе такой выбор, который, по сути, является поиском компромисса между материальным благополучием и уровнем напряженности, зависит от исторических и культурных предпосылок. Под культурой я подразумеваю общие ценности членов общества, которые усваиваются в раннем возрасте и пронизывают все грани жизни.

Некоторые аспекты национальной культуры оказывают заметное влияние на ВВП. Например, позитивное отношение к деловому успеху, продукт глубинных культурологических установок, является важным фактором материального благополучия. Понятно, что в обществе с подобным отношением предприятия пользуются намного большей свободой, чем в обществе, воспринимающем конкуренцию как нечто неэтичное и ведущее к неустойчивости, По моим наблюдениям, даже многие из тех, кто признает преимущество капитализма со свободной конкуренцией а создании материально го благополучия, испытывают противоречивые чувства в отношении двух в определенной мере взаимосвязанных моментов. Во-первых, конкуренция и риск вызывают стресс, которого большинство людей стараются избегать. Во-вторых, в глубине души у многих двойственное отношение к накоплению богатства. С одной стороны, богатство — это желанное средство повышения статуса в обществе (Веблен понимал это). Однако подобному убеждению противостоит глубоко укоренившаяся вера, которую лучше всего передает библейский постулат, гласящий, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царство небесное». Двойственное отношение к накоплению материального богатства имеет долгую историю в культуре и сохраняется в обществе по сей день. Оно очень много значит для формирования государства всеобщего благосостояния с системой социальной защиты в центре. Говорят, что неограниченное принятие риска повышает концентрацию дохода и богатства. Предназначение государства всеобщего благосостояния заключается в уменьшении дохода и концентрации богатства, Оно добивается этого прежде всего законодательными мерами, т.е. путем регулирования ограничивает принятие риска и путем налогообложения сокращает денежное вознаграждение, получаемое за принятие риска.

Хотя социализм имеет светские корни, его политический пафос сродни многим религиозным установлениям для гражданского общества, призванным облегчить страдания бедных. Стремление к богатству считалось неэтичным. если не аморальным, задолго до появления государства всеобщего благосостояния.

Этика антиматериализма всегда служила мягким средством для подав-ления готовности принять динамичную конкуренцию и свободно действующие институты капитализма. Многие титаны американского бизнеса в XIX веке сомневались в этичности присвоения прибыли, приносимой их предприятиями, и раздавали значительную часть своего богатства. До сегодняшнего дня в недрах нашей рыночной культуры остается чувство вины за накопление богатства. Вместе с тем в глобальном плане степень противоречивости отношения к накоплению богатства и готовность к принятию риска варьирует очень широко. Взять хотя бы США и Францию, две страны, фундаментальные ценности которых уходят корнями в эпоху Просвещения. Согласно проведенному недавно опросу, 71% американцев согласен с тем, что свободная рыночная экономика является лучшей экономической системой. Их поддерживают лишь 36% французов. Другой опрос показывает, что две трети молодых французов стремятся получить работу в государственных организациях. Очень немногие молодые американцы отдают предпочтение такой работе.

Приведенные цифры говорят о разном отношении к риску. Французы менее склонны страдать от конкуренции на свободном рынке и в большинстве своем предпочитают защищенность государственной службы, несмотря на всеобщее признание принятия риска необходимым условием экономического роста. Не могу утверждать, что с повышением принимаемого риска в равной мере повышается темп роста. Безрассудная игра редко окупается в конечном счете. Под принятием риска я понимаю рационально взвешенный подход к большинству бизнес-решений. В этом случае ограничение свободы действий (составляющее существо государственного регулирования бизнеса) или непомерное налогообложение успешных предприятий подавляет желание участников рынка что-либо делать. С моей точки зрения, именно готовность к принятию риска явля етсн тем мерилом, которое позволяет дифференцировать модели капитализма. Не важно, в чем первоисточник неприятия риска — моральная ли это неприязнь к накоплению богатства или стресс, связанный с конкурентной борьбой, И в том. и в другом случае общество выбирает законодательное ограничение конкуренции (важный признак государства всеобщего благосостояния), выхолащивающее идею свободного рыночного капитализма.

Есть и другие, менее фундаментальные средства ограничения конкуренции. В их числе наиболее заметным в политическом плане является склонность многих государств защищать «национальное достояние» от ветров созидательного разрушения или, что хуже, от его перехода в руки иностранных собственников. Это опасное ограничение международной конкуренции и еще один фактор, позволяющий дифференцировать культуры. В 2006 году, например, французские власти не позволили итальянской фирме приобрести Suez, крупную парижскую коммунальную компанию, инициировав слияние Suez с Gaz de France. Такие же протекционистские меры предпринимают Испания и Италия.

Соединенные Штаты тоже не остаются в стороне. Например, в июне 2005 года China National Offshore Oil Corporation (CNOOC), дочернее предприятие третьей по величине китайской нефтяной компании, сделало предложение о покупке Unocal американской нефтяной компании, за $18,5 млрд с расчетом денежными средствами. Это выглядело более заманчиво на фоне предложенных компанией Chevron $16,5 млрд с расчетом денежными средствами и акциями. Однако Chevron подняла шум под предлогом нечестной конкуренции со стороны компании, контролируемой государством. Американские законодатели заявили, что «стремление китайского правительства к захвату мировых энергетических ресурсов» представляет стратегическую угрозу. К августу политическое давление достигло такого уровня. что CNOOC сняла свое предложение, назвав его «неприемлемым с точки зрения риска». Chevron добилась, чего хотела, в ущерб ценному активу государства — нашей репутации справедливого участника международных сделок, в частности нашему обязательству одинаково подходить в целях регулирования к иностранным и национальным компаниям.

Три месяца спустя арабская компания Dubai Ports World купила компанию, управляющую контейнерными терминалами на Восточном побережье США и побережье Мексиканского залива. Сделка вызвала новую волну протестов в конгрессе — представители обеих партий заявили, что передача управления американскими портами в руки арабов мешает борьбе с терроризмом и угрожает национальной безопасности. В марте 2006 года, уступая давлению. Dubai Ports World объявила о том. что передает управление портами одной из американских компаний. Никто так и не сказал, в чем именно заключалась угроза национальной безопасности.