Полвойны - читать онлайн книгу. Автор: Джо Аберкромби cтр.№ 10

– Не совсем. Я о тебе уже давно беспокоюсь. – Рэкки тревожно покосился на дверь королевской опочивальни, придвинулся и вкрадчиво зашептал: – Ведь мы запросто можем взять и уйти. Разыщем корабль, что увезет нас по Святой и Запретной – как ты любишь повторять. Как любил повторять, во всяком случае.

Рэйт кивнул на дверь.

– По-твоему, он нас возьмет и отпустит? А мать Скейр помашет нам с улыбкой на прощанье? – Он фыркнул. – Это ж вроде тебе полагается быть из нас умным? Мечтать приятно, но обратного пути у нас нет. Забыл, как мы жили раньше? Как мерзли, как недоедали, как вечно тряслись от страха?

– Разве ты больше не трясешься от страха? – Рэкки произнес это так кротко, что в Рэйте тут же закипела лютая злоба. Закипела и смыла отголоски кошмарных снов. Злоба – неплохой ответ на большинство бед, надо сказать.

– Не совсем! – рявкнул он, потрясая мечом Горма так, что брат невольно отпрянул. – Я – воин, и в этой войне я намерен завоевать себе славу и заодно столько колец, чтобы нам уже никогда не пришлось голодать. Здесь мое место по праву! Не за это ли право я бился?

– Айе, за него ты и бился.

– Мы служим королю! – Рэйт силился вызвать в себе ту, прежнюю гордость. – Величайшему воителю на всем море Осколков. Непобежденному – ни в поединке, ни в битве. Ты у нас часто молишься. Ну, так воздай благодарность матери Войне за то, что мы на стороне победителей!

Рэкки сидел, подпирая спиной могучий, в боевых засечках, щит Горма, и таращился на брата. В зрачках мигали сполохи факела. Странное дело, откуда на его лице, столь явно напоминающем Рэйтово, возникало совершенно несхожее выражение? Порой они казались драконьими головами на двух штевнях: навеки делят одно и то же судно, но обречены глядеть в разные стороны.

– Впереди неслыханное человекоубийство, – понуро пробормотал Рэкки. – Небывалое.

– Согласен, – проговорил Рэйт и улегся. Повернувшись к брату спиной, он обнял меч Горма и натянул на плечо одеяло. – На то и война.

– Не люблю я, когда убивают.

Рэйт попытался обронить будто о пустяке, но не справился с голосом:

– Я готов убивать за нас обоих.

Тишина.

– Вот этого я и боюсь.

Колл выстучал последнюю руну, сдул древесную пыль и улыбнулся. Ножны закончены, он хорошо потрудился и был доволен итогом.

Он издавна любил работать с деревом: оно не скрывает тайн, не произносит лживых слов, и нанесенный на него сегодня узор останется на своем месте и завтра.

Это тебе не ремесло служителя, свитое из дыма и угадаек. Где слова – инструменты поковарнее долота, а люди переменчивы, как Матерь Море.

Спину словно обожгло теплом. Это Рин потянулась через его плечи и подушечкой пальца провела вдоль палочки одной из рун.

– Что они означают?

– Пять имен Матери Войны.

– О, боги, какая тонкая работа. – Рука ее скользнула по темному дереву, задерживаясь на резных мореходах, зверях и деревьях. Фигурки искусно перетекали одна в другую. – У тебя чуткие руки, Колл. Самые чуткие из всех.

Она надела на кончик ножен свою работу: блестящую оковку, которой кузнечные инструменты придали сходство с головой змея. Наконечник сел идеально – подогнан, как ключ к замку.

– Представь, какие прекрасные вещи мы сотворим с тобой вместе. – Ее зачерненные от железа пальцы проскользнули, как в пазы, между его – побуревших от дерева. – Согласись, что это судьба? Мой меч. Твои ножны. – Другая ее рука прошлась поперек его бедра, всколыхнув легкой дрожью. – И наоборот, твой…

– Рин…

– Ладно, ладно – не меч, а кинжальчик. – Смех слышался в ее голосе, щекотал ему шею. Он был влюблен в ее смех.

– Рин, нельзя. Бранд мне как брат…

– Так не ложись в постель с Брандом – и не будет тебе горя.

– Я – ученик отца Ярви.

– Не ложись с отцом Ярви. – Губы слегка прикоснулись к его шее, и по телу пробежали мурашки.

– Он спас маму. Спас мне жизнь. Он освободил нас.

Губы плясали уже возле самого его уха: от их гремящего шепота он втянул голову в плечи, зацокали гирьки на ремешке.

– Как это он тебя освободил, коль ты собою распоряжаться не вправе?

– Я перед ним в долгу, Рин.

С каждым вдохом ее грудь прикасалась к его спине. Пальцы сплелись, крепко обхватив его ладонь. Девушка была не слабее его. Вероятно – сильнее. Чтобы сохранить ясность мысли, пришлось прикрыть глаза.

– Когда война отгремит, я пройду испытание служителя, и принесу клятву служителя, и стану зваться брат Колл, и у меня не будет ни семьи, ни жены… ах!

Ее рука шурхнула между его ног.

– А до тех пор-то, чего стесняешься?

– Ничего. – И он повернулся к ней, сунул руку в ее стриженые волосы, потянул к себе. Оба рассмеялись и сразу же поцеловались, жадно и влажно, напнулись на верстак, и сбитые инструменты с лязгом и грохотом посыпались на пол.

Когда он сюда приходил, примерно так все всегда и оканчивалось. Вот почему он шел сюда снова и снова.

Гладко, как лосось, она вывернулась из его рук, подскочила к зажиму на верстаке, схватила оселок и принялась скрупулезно изучать клинок, над которым трудилась – будто прозанималась все утро одной заточкой.

Колл заморгал:

– Что за…

Грохнула дверь, и в мастерскую вошел Бранд. Колл заметался посреди комнаты – с могучим шатром в штанах.

– Хей, Колл, – поприветствовал Бранд. – Чего это ты тут делаешь?

– Ножны зашел закончить, – выдавил он. На лице полыхнул багрянец, он быстро повернулся к верстаку и смахнул на пол стружку.

– Ну, дай-ка гляну. – Бранд водрузил на плечо Колла руку. Боженьки, рука-то здоровенная: перекатываются мускулы, шрам от каната опоясал запястье. Колл вспомнил, как на его глазах Бранд подставил плечи под вес целого корабля, который иначе неминуемо раздавил бы Колла насмерть. Потом он прикинул, каково будет огрести такой ручищей по морде, если Бранду откроется все, чем его сестра и Колл занимались. И сглотнул – с превеликим трудом.

Но Бранд всего лишь смахнул с лица резчика соломенные волосы и заулыбался.

– Прекрасная работа. На тебе божья благодать, Колл. Тебя отметили те же боги, что и мою сестру.

– Она… очень… богобоязненная девушка. – Колл неловко ерзнул, приводя в порядок штанины. Рин за спиною брата свирепо выпятила надутые губы.

Слава богам, Бранд вечно ничего не замечал. Силен, предан и мягок нравом, как упряжная лошадь, он мог, однако, служить настоящим образцом невнимательности. Наверное, нельзя жить в браке с Колючкой Бату, если не научиться пропускать мимо себя уйму неприятных вещей.