– Значит, с ним было легко общаться, – сделала вывод Фрида.
– Думаю, да.
– Он говорил о своей работе?
– Нет, – сразу ответил Фрэнк.
Айлинг кивнула.
– Я бы тоже так сказала, – согласилась она с мужем.
– Значит, вы оба дружили с ним.
– Ну, я бы это дружбой не назвал, – возразил Фрэнк.
– А вы, миссис Уайетт?
– Не-ет. – Она протянула это слово так, что оно походило на усталый вздох. – Не дружили. Просто приятельствовали.
– Сколько раз вы с ним виделись?
– Зачем вам все это знать? – спросил Фрэнк. Голос у него внезапно стал резким, ноздри раздувались. – Он умер. Мы, разумеется, потрясены и сожалеем, но мы его почти не знали. Думаю, есть десятки… даже сотни людей, которые знали его лучше, чем мы.
– Не много, – внезапно произнесла Айлинг, игнорируя вспышку мужа. – Раз шесть или семь. Он просто проходил мимо время от времени, когда ему оказывалось по пути.
– По пути куда?
Она пожала плечами.
– Откуда?
– Я же сказала: оттуда, где он жил.
– В Тутинге, – вставил Карлссон. – Не сказал бы, что это в двух шагах отсюда.
– Он никогда и не говорил, что живет где-то рядом.
– Похоже, он чертовски о многом не говорил, – заметил Карлссон. – Мы почти ничего о нем не знаем. Но он внес ваши имена в свой блокнот. Именно поэтому мы и говорим с вами.
– Зачем ему наши имена?
– Он когда-либо работал на вас? – спросила Фрида.
– Он немного помогал мне в саду, – пожала плечами Айлинг.
– Вы ему платили?
Уайетты хором ответили «нет».
– И вы совершенно ничего не можете нам о нем рассказать?
– Мы его почти не знали, – вставая, повторил Фрэнк. – И мы уже сообщили вам все, что знаем.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Даже не знаю, – пожал плечами Фрэнк. – Он просто перестал заходить к нам.
– Значит, вы не можете припомнить?
– К сожалению, нет.
– Двадцать первого января, – неожиданно заявила Айлинг Уайетт.
– Откуда такая точность?
– Именно в тот день я должна была отвезти сына в больницу. Я ему об этом рассказала.
– Двадцать первого января.
– Да. В пятницу.
– Ладно, – вздохнул Карлссон. – Вы нам очень помогли. Если вы вспомните что-нибудь еще…
– Да-да. – Фрэнк Уайетт не мог дождаться, когда же посетители уйдут. – Мы непременно позвоним вам. Разумеется.
– Какое у вас сложилось мнение о них? – спросил Карлссон, как только они сели в машину.
– Они богаты.
– Это и так понятно.
– Она одинока.
– Вы так думаете?
– Да. И они не смотрели друг на друга. Ни единого раза.
Тем вечером, когда Фрида вернулась после обеда с друзьями и открыла дверь, в глубине дома зазвонил телефон. Она не включала автоответчик и не успела снять трубку, но только она собралась перезвонить по последнему входящему номеру, как телефон снова зазвонил.
– Алло! Фрида слушает.
– Боже, наконец-то! Где ты была? Я отчаянно пытаюсь связаться с тобой. Звоню на домашний, на мобильный, даже письмо на электронную почту послала.
– Привет, Оливия.
– Я даже попробовала разыскать тебя по тому номеру, на работе.
– Это для чрезвычайных ситуаций.
– Что ж, это и есть чертова чрезвычайная ситуация. Я скоро окажусь на улице. И Хлоя тоже.
Фрида села и переложила трубку к другому уху. Сбросила обувь и помассировала ноги: она шла несколько миль до дома.
– Что случилось?
– Что случилось? Твой братец – вот что случилось.
– Дэвид?
– У тебя есть и другие братья, за которыми я была замужем и которые пытаются разрушить мою жизнь? Неужели мало того, что он бросил меня ради какой-то шлюхи, оскорбляет, обрекает на одиночество, выбрасывает на свалку своего единственного ребенка?
– Расскажи, что случилось.
– Он сказал, что говорил с каким-то адвокатом и собирается урезать алименты, которые сейчас платит мне. – Оливия говорила быстро, перемежая речь громкими всхлипами. Фрида заподозрила, что невестка опять пьет. – Он действительно может так поступить?
– А разве вы не подписывали официального соглашения?
– Я считала, что подписывали. Ой, даже не знаю. Я тогда была совершенно разбита, вообще ни о чем не думала. Он говорит, что и дальше будет платить за содержание Хлои, но несправедливо требовать от него платить еще и за мое содержание. Он говорит, что я должна найти работу на целый день. Он что, считает, что я не пытаюсь? Или он не в курсе, что в экономике сейчас спад? И что мне теперь делать? Мне сорок один год, у меня нет профессии, я мать-одиночка. Честно, Фрида, мир ужасно жесток, ужасно! Кто возьмет меня на работу, когда они могут нанять двадцатилетнюю выпускницу университета, готовую пахать за полцены… или вообще даром, только за строчку в резюме?
– Я знаю, что это тяжело, – заверила ее Фрида. – Ты объяснила это Дэвиду?
– А ты считаешь, этому ублюдку не все равно? У него теперь новая жизнь.
– У тебя есть письма от поверенных, выписки со счета, все в таком роде?
На том конце провода повисло молчание.
– Оливия!
– Я просто хотела от всего избавиться. Может, что-то и осталось, но я понятия не имею, где оно лежит. У меня уж точно нет никакой картотеки. Вещи постоянно… ну ты понимаешь… постоянно теряются. Ты что, не можешь сама ему позвонить?
– Я уже много лет не разговариваю с Дэвидом.
– Он тебя послушается. Тебя все боятся.
– Я подумаю об этом, – неохотно пообещала Фрида.
И она думала. Она бродила по гостиной, ступая по полу босыми ногами, и хмурилась. Брала трубку, набирала его номер, даже один раз послушала длинный гудок, но тут же отключилась. Тело покрылось липким потом, ее тошнило. Должен существовать иной путь.
Глава 24
Жасмин Шрив вела себя с Карлссоном и Фридой так, словно брала у них интервью, и ее восторг еще больше усилился, когда она выяснила, что Фрида – психотерапевт.
– Помните, я снималась в шоу «Домашний доктор»? – спросила она и замолчала.
Карлссон что-то неразборчиво пробормотал. Тогда она посмотрела на Фриду.
– Это была программа, посвященная медицине? – уточнила Фрида.