2312 - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон cтр.№ 41

— Честный человек, посланный своей страной лгать.

— Надеюсь, это описание дипломата не точно. Неприменимое ко мне и, надеюсь, к тебе.

— Не думаю, что мы можем выбирать значение слов.

— Да? А мне казалось, мы выбираем.

— Только в очень узких пределах, — сказала Свон. — Но продолжай.

— Ну, после этого я вернулся на Титан и работал над терраформированием. В те годы у меня появились дети.

— С родителями?

— Да, в моих яслях шесть родителей и восемь детей. Почти всегда это удовольствие. Я стараюсь не волноваться за них. Я люблю детей, помню часть их жизни, которую сами они не помнят. Думаю, мне это интересней, чем им. И все. Память обманчива. Помнишь времена, которые тебе нравятся, и хочешь чего-нибудь такого же. А получать можешь только новое. Так что я стараюсь хотеть того, что получаю. Не очень понятно, как это делать. Начинаешь второе столетие жизни, и это трудно, по-моему.

— Трудно всегда, — сказала она.

— Верно. Мир для меня загадка. Я хочу сказать, я слышу, что говорят люди о Вселенной, но не знаю, как это использовать. Мне это кажется бессмысленным. Поэтому я согласен с теми, кто говорит, что нам самим нужно создавать смысл.

Эту концепцию я нахожу полезной. Иногда ты что-то делаешь в настоящем, помнишь, что делал в прошлом, и думаешь делать то же самое в будущем — чтобы создать что-нибудь. Произведение искусства, которое само по себе не обязательно будет искусством, но чем-то, достойным, чтобы его создал человек.

— Это экзистенциализм, верно?

— Да, думаю, он самый. Не вижу, как можно этого избежать.

— Гм. — Она задумалась. Свет отражался на белых прядях в ее черных волосах. — Расскажи о твоих яслях. Каково оно?

— На Титане это люди примерно одних лет, учившиеся вместе и работающие вместе. Небольшие группы создаются для воспитания детей. Обычно в группу входит шесть человек. Существуют разные способы их построения. Все зависит от совместимости. Кажется, парных связей недостаточно, чтобы выдержать долго; пары терпят неудачу чаще, чем в половине случаев, а детям двух родителей мало. Поэтому обычно численность больше. Почти всегда это договоренность о совместном воспитании детей, а не об отношениях на всю жизнь. Отсюда название «ясли». С годами накапливаются обиды. Но, если повезет, некоторое время все просто замечательно, а когда приходит срок, надо принимать новых и новых. Я стараюсь поддерживать с ними контакт: мы до сих пор составляем ясли. Но дети выросли, и теперь мы видимся очень редко.

— Понятно.

Долгое время они шли молча; Варам был доволен общением, да и боль притихла.

И вдруг Свон резко сказала:

— Больше не могу! Тут ничего не меняется. Мы словно в тюрьме или в школе.

— Эта наша жизнь под поверхностью Меркурия, — сказал Варам чуть обиженно: ему здесь как раз нравилось. С другой стороны, она ведь больна. — Скоро кончится.

— Недостаточно скоро.

Она мрачно покачала головой.

Они шли час за часом. Ничто вокруг не менялось. Свон шла лучше, чем сразу после своего беспамятства, но все равно медленнее обычного. Вараму это было неважно: медленная ходьба нравилась ему даже больше. По утрам по-прежнему затекало тело, но хуже как будто не становилось; он не чувствовал ни слабости, ни тошноты, хотя постоянно ожидал появления этих симптомов. Часто кружилась голова. У Свон выпало много волос и на голове появились проплешины.

— А ты? — спросил однажды Варам. — Расскажи о себе. Ты действительно часами лежала обнаженная на льду? Вырезала на коже схемы движения планет, рисовала кровью?

Она шла впереди, но тут остановилась, помешкала и позволила Вараму обогнать ее.

— Не хочу кричать себе за спину, — сказала она, когда он проходил мимо нее. — Да, — продолжила она, едва они пошли дальше. — Я делала все это и другие виды абрамовичей. Тело, по-моему, очень хороший материал для искусства. Но это я устраивала, в основном, когда мне было всего пятьдесят.

— А до того?

— Говорю же, родилась я в Терминаторе. Он тогда только строился; мое детство прошло на ферме — тогда только еще собирали ирригационную систему. Было здорово, когда привезли почву. Она прибывала в больших емкостях, как влажный цемент, только черный. Я играла с почвой, когда собирали первый урожай и начинали выращивать парковые растения. Прекрасное место для ребенка. Трудно поверить, что сейчас все это мертво. Надо увидеть, чтобы поверить. Как бы то ни было, здесь я выросла.

— Прошлое всегда уходит, — сказал Варам. — Ему все равно, есть место или нет.

— Может, для тебя, о мудрец, — сказала Свон. — Я этого никогда не чувствовала. Потом я жила на Венере и работала с Шукрой. Потом создавала террарии. Потом занялась искусством, работала с природой и телом. Меня по-прежнему интересуют голдсуорти и абрамовичи, это сейчас мое основное дело. Поэтому я всегда выискиваю для них возможность. Но у меня есть комната в Терминаторе. Родители умерли, и моими родителями стали бабушка и дедушка: Алекс и Мкарет. Глядя на них, невозможно критиковать парные отношения. Бедный Мкарет.

— Да, знаю, — сказал он. — Я говорил о воспитании детей — для этого нужно больше двух родителей. Ты, наверно, тоже это поняла.

Она покосилась на него.

— На своем горьком опыте. Ребенок, который родился у нас с Зашей, умер.

— Мне жаль.

— Ну, ей было уже много лет. Не хочу говорить об этом.

Она пошла медленнее, и Вараму показалось, что она горбится. Он спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Слабею.

— Хочешь, остановимся и отдохнем?

— Нет.

Дальше они шли молча.

Дважды за час он помогал ей, поддерживал одной рукой за спину, другой — под мышкой. После отдыха Свон с трудом встала, но пошла дальше, не слушая никаких возражений. На следующей станции он обшарил все шкафы и ящики и в последнем (что-нибудь интересное всегда отыскивается в последнюю очередь) нашел небольшую ручную тележку с рукоятью на уровне его груди. На колесах была укреплена плоская платформа метр на два, в противоположной от рукояти стороне — два колеса, со стороны рукояти — одно.

— Положим рюкзаки, я их повезу, — предложил он.

Свон сердито посмотрела на него.

— Ты думаешь, что сможешь меня везти.

— Все легче, чем нести, если дойдет до этого.

Она бросила рюкзак на тележку и на следующее утро пошла впереди. Вначале Вараму приходилось торопиться, потом он ее догнал, потом пошел медленнее, в ее темпе.

Час за часом. Иногда она садилась в тележку, не споря. Над ними сменялись кратеры и горы, названные именами великих земных людей искусства: они прошли под Цао Чаном [46] , Филоксеном, Руми, Айвзом. Варам высвистывал «Колумбия, жемчужина океана», которую Айвз вставил в одну из своих композиций. Размышлял над «Я умер камнем» Руми, сожалея, что не выучил наизусть. «Я умер камнем и ожил растением. Я умер растением и вновь родился — животным. Терял ли я что-нибудь, умирая?»