– Вы боитесь, Одеа? – уклончиво продолжала Чодхари, к раздражению Деа. – Вы злитесь на полицейских или на пребывание здесь?
– Я не злюсь. – Деа жалела, что не может встать с постели; из-за этого она чувствовала себя совсем маленькой. Ребенком. – Я просто хочу домой!
– Мы не можем вас отпустить, пока не убедимся, что с вами все в порядке, – мягко сказала Чодхари. Деа понимала, что она старается быть любезной, но ей было все равно.
– Переломов нет, температуры нет, я прекрасно себя чувствую, пощупайте пульс или проведите осмотр… – Не успела Деа договорить, как тревога пропастью разверзлась в груди: Чодхари ее не осматривала, не ощупывала голову на предмет гематом, не светила фонариком в глаза, не заставляла показать язык и сказать «а».
– Одеа, – произнесла Чодхари очень осторожно, будто имя было стеклянным и могло разбиться во рту, – моя задача убедиться, что вы не захотите снова себе навредить.
Деа показалось, что ей дали оплеуху. Ее бросило сразу в жар и в холод. Как же она не поняла, что перед ней психиатр? Неудивительно, что Чодхари так ловко уходит от ответов.
Деа сглотнула комок в горле.
– Я… я не пыталась себе навредить!
– М-м. – Доктор Чодхари кивнула, но явно не поверила Деа. Вряд ли ее можно было винить. Сначала пропала Мириам, потом к Деа наведались полицейские, и меньше чем через час она рыбкой вылетела с дороги, когда мчалась как сумасшедшая неизвестно куда.
И ведь Деа не могла объяснить, почему. Если она упомянет о безлицых, Чодхари запрет ее в психушке.
– Пожалуйста! – Деа охватил страх. Она будто растворялась в воздухе, в этой чистой светлой комнате, тонула в простынях и проводах. – Это же была авария, случайность! Я не пыталась… покончить с собой. – Она даже поперхнулась при последних словах.
– А вы думали когда-нибудь о смерти, Одеа? – Доктор Чодхари снова начала что-то записывать.
– Ну, думала, конечно… – Чодхари что-то записала, и Деа поспешила добавить: – Но ведь все об этом думают, разве нет?
Индианка со вздохом подняла глаза.
– Нет, – без обиняков ответила она.
Деа не поверила. Она иногда фантазировала, что ее размажет по дороге фура, или раздавит блоком кондиционера, сорвавшегося с крыши, или она выпадет из самолета – невозможная, нереальная чепуха. Любопытно же представлять, как легко перейти из жизни в небытие.
– Я никогда не хотела умереть, – искренне сказала она. Какой бы одинокой ни была ее жизнь, в какую бы мрачную, пыльную дыру ни заносило их с Мириам, Деа никогда не хотелось умереть. Она только мечтала отыскать наконец место – любое! – которое сможет назвать домом.
– Очень рада это слышать, – сказала Чодхари, явно заканчивая разговор. Прикрепив ручку сверху клипборда, она аккуратно сложила стопку листков. – Мы всего лишь заботимся о вашей безопасности.
В Деа птицей взмыла надежда:
– Значит, я могу ехать домой?
– Нет. – Чодхари улыбнулась, старательно излучая доброту, терпение и сострадание разом. – Вы чуть не погибли, и это факт. Вы пробудете у нас несколько дней. Мы поговорим завтра.
– Вы не имеете права! – Деа попыталась сесть, когда Чодхари пошла к двери. – Вы не можете держать меня здесь против моей воли!
Уже взявшись за ручку, Чодхари обернулась.
– Можем, – мягко возразила она. К ее чести, в голосе прозвучало почти сожаление.
– Но…
– Не нужно волноваться, Одеа. Отдыхайте. – И Чодхари вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Когда Донна Сью объявила, что к Деа посетитель, та на миг подумала, что пришел Коннор. Но это оказалась Голлум, одетая, как обычно, в слишком большой плащ, с целой стопкой слегка подмокших женских журналов многомесячной давности. Деа прикусила губу, сдерживая растроганные слезы: она в жизни никому так не радовалась.
– Это если ты вдруг заскучаешь, – пояснила Голлум, положив журналы на тумбочку. – Или станет интересно, какую губную помаду носили прошлой весной.
– Как ты узнала, что я здесь? – спросила Деа, проглотив комок в горле.
– Шутишь, что ли? – Голлум присела на стул, освобожденный Чодхари, и подтянула колени к груди. Кроссовки у нее были зеленые. Деа видела, что подруга изо всех сил пытается держаться непринужденно. – Все только о тебе и говорят!
Деа застонала. Значит, Коннор все знает. Даже если ей удастся вырваться из больницы, даже если вернется мать, как теперь смотреть в глаза знакомым? Вот теперь им с Мириам по-любому придется переезжать.
Голлум теребила оторванную кромку плаща.
– Хочешь поговорить о том, что случилось?
Деа даже привстала.
– Ты же не думаешь, что я пыталась покончить с собой? Голлум? – настойчиво переспросила она, когда подруга не ответила сразу.
– Нет-нет, – поспешно отозвалась Голлум. Она так покраснела, что волосы показались совсем белыми.
– Вот и правильно, – отрезала Деа. – Потому что это был несчастный случай.
У Голлум сделалось такое лицо, будто она пыталась проглотить жгучий перец. Ей явно хотелось выпалить десять вопросов сразу – Деа не сомневалась, что Голлум слышала об исчезновении ее матери, – но расспросы подруга тактично отложила.
– И сколько тебе тут лежать? – спросила она.
– Не знаю. – От одной мысли об этом Деа снова заволновалась. – Надеюсь, пару дней, не больше. – Она глубоко вздохнула и не сдержалась: – Ты с Коннором говорила?
Голлум согнутым пальцем поправила очки.
– Пыталась, – сообщила она. – В школе его вчера не было, телефон выключен. – Судя по лицу, невидимый жгучий перец вернулся к Голлум в рот: – В город приехала какая-то мадам, расспрашивает о… ну, ты знаешь: о его матери, брате и убийствах. Похожа на аспирантку. Наверное, книгу пишет.
– Да, – сказала Деа, – я слышала.
– Она даже в школу прорвалась, ждала на парковке после уроков. Наседала на меня, но я ничего не сказала. Мне ее даже жаль. – Голлум покачала головой. – Она была прям в отчаянии. Похоже, она действительно верит, что раскроет дело.
– Полиция не смогла, а эта раскроет?
– В полиции одни идиоты, – решительно заявила Голлум. Деа не стала спорить. – Слушай… – Голлум неловко пошевелилась на скрипнувшем стуле. – Она назвала твое имя. Эта Кейт Патински о тебе знает.
Сердце Деа забилось чаще.
– В смысле? Что она обо мне знает?
– Что вы с Коннором… вместе, – не глядя на нее, ответила Голлум.
Были, чуть не поправила ее Деа. Но это означало бы подтвердить реальность расставания, и она не решилась.
– Короче, – продолжала Голлум, – Коннор ее, похоже, избегает. Я постараюсь его поймать. Уверена, он здорово о тебе волнуется.