Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 39

Командир субмарины на скверном французском сообщил мне, что в электродвигатели попала морская вода и требуется срочная переборка механизмов. И если я не справлюсь с работой за сутки, то он лично расстреляет меня прямо на причале.

Делать нечего. Взялся за работу. Помогали мне немецкие электрики и лодочный же механик, рыжий обер-лейтенант, переученный из танкиста на подводника. Дело свое он знал из рук вон плохо, за что и поплатился... Устроил я им межвитковое замыкание якорей обоих электромоторов. Причем сделал это так, чтобы замыкание произошло лишь при полной нагрузке. Полный же подводный ход, как вы и сами знаете, лодка развивает лишь в крайне опасных ситуациях.

23 апреля сорок третьего года U-602 погибла «при неизвестных обстоятельствах» у берегов Алжира. Уверен, у них сгорели под водой оба электромотора. На лодке было сорок четыре человека команды и пес по кличке Бубби. Впрочем, он откликался и на Бобика. Вот этого пса мне жаль до сих пор. U-602 — это мой личный взнос на алтарь общей победы.

Мы сидели перед ним, трое невольных судей чужой жизни.

— Теперь, когда вы знаете мою историю, — вздохнул Еникеев, — я хочу попросить вас об одном одолжении.

Он дотянулся до картоньера, выдвинул ящичек и достал из него старый морской кортик. Ласково огладил эфес и ножны, тихо звякнули бронзовые кольца и пряжки с львиными мордами.

— Когда вернетесь в Севастополь, — Еникеев не сводил глаз с булатного клинка, — бросьте мой кортик в море возле памятника затопленным кораблям.

Он решительно протянул Разбашу кортик — рукояткой вперед.

— Беру с вас слово офицера.

Еникеев еще раз заглянул в ящичек.

— А это вам всем от меня на память. Берите! Здесь это все равно пропадет... В лучшем случае попадет в лавку старьевщика.

Симбирцеву он вручил личную печатку, мне — корабельный перстенек в виде серебряной якорь-цепи, Разбашу — нагрудный знак офицера-подводника старого флота.

В один из воскресных дней мы все той же бизертской тройкой спустились с Приморского бульвара на мысок, против которого высится над водой свеча коринфской колонны. Разбаш достал из свертка кортик лейтенанта Еникеева, повертел в руках и сокрушенно вздохнул:

— Как-то жалко в море бросать... Может, в музей сдадим?

— А слово офицера? — напомнил Симбирцев.

Разбаш размахнулся и с силой метнул кортик туда, где в неспокойной синеве зыбко отражался бронзовый орел на вершине памятника затопленным кораблям.

Несколько лет в теле Туниса жил осколок русского государства в виде эскадры черноморских кораблей, ушедших из Севастополя в конце 1920 года. Писатель Сент-Экзюпери назвал колонию наших соотечественников в Бизерте (именно там обосновались на долгие годы корабли — изгои и моряки с семьями) «русским Карфагеном». Сегодня от «русского Карфагена» остался один человек — дочь командира эсминца «Жаркий» Анастасия Александровна Ширинская-Манштейн...

«Мадам Русская эскадра». Это не титул конкурса красоты. Это пожизненная должность Анастасии Александровны Ширинской, чей дом в тунисском порту Бизерта знает сегодня едва ли не каждый прохожий.

* * *

Жила-была девочка. Звали ее Настя. Папа у нее был капитаном, точнее, командиром корабля на Балтийском флоте. Девочка видела его редко, поскольку жила у бабушки под Лисичанском в небольшом усадебном доме с белыми колоннами. Там было все, чем счастливо детство: бабушка, мама, подруги, лес, река.. На этом сказку оборвала революция, октябрьский переворот и Гражданская война. Потом был бег на юг, в Крым, в Севастополь, где к тому времени отец — старший лейтенант Александр Сергеевич Манштейн — командовал эсминцем «Жаркий». На нем в ноябре 1920 года он и вывез свою семью вместе с другими беженцами в Константинополь. А оттуда 8-летняя Настя вместе с сестрами и мамой переправилась на переполненном пароходе «Князь Константин» через Средиземное море в Бизерту. Отец же, как полагали поначалу, сгинул со своим эсминцем в штормовом море. По счастью, «Жаркий», изрядно потрепанный, все же пришел в Бизерту после Рождества.

На несколько лет их домом стал старый крейсер «Георгий Победоносец». До сих пор в детской памяти младшей сестры Анастасии Александровны — Анны — «родной дом» рисуется, как бесконечный ряд дверей в корабельном коридоре. Насте повезло: для нее «родной дом» — это белые колонны среди таких же белых берез... В тоске по тому, навсегда оставленному дому, она приходила на мыс Блан Кап, Белый мыс, который, как ей рассказали взрослые, — самая северная оконечность Африки и потому оттуда до России ближе всего, и кричала в морскую даль: «Я люблю тебя, Россия!» И самое удивительное, что соотечественники ее услышали! Но об этом чуть позже...

АЙСБЕРГ В ПУСТЫНЕ. Ноябрь 1920-го... Севастополь прощально белел сквозь клубы бурого дыма, валившего из труб кораблей и транспортов. Некогда боевым курсом — на Константинополь! — а теперь ретирадным путем уходили дредноут «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов», эскадренные миноносцы «Дерзкий» и «Пылкий», «Жаркий» и «Зоркий», канонерские и подводные лодки, уходили ледоколы, плавмастерские, транспорта, буксиры... Уходили навсегда.

Это надо понять: из Севастополя ушел флот. Душа покинула тело. Черноморский флот ушел в страну, против которой создавался и против которой воевал без малого два века. Ушел не в полон — в укрытие, в изгнание. На чужбину.

Такого еще не бывало. Да, Севастополь остался однажды без флота. Но тогда — в первую оборону — корабли ушли на дно родной бухты, а не в чужие порты...

В том проклятом 18-м Черноморский флот впервые подвергли разделу: его, как и всю страну, разделили на красных и белых. Красная часть самозатопилась в Цемесской бухте, а белая — покинула воды Черного моря, ушла в Стамбул, а затем в Бизерту, где почила медленной смертью. То была трагедия не только Севастополя, но и всей России.

Моряки, казаки, остатки русской армии не сбежали из Крыма в ноябре 20-го, а отступили, ушли, как говорили их деды, в ретираду, с походным штабом, со знаменами и оружием. Французы, вчерашние союзники по германской войне, дали черноморцам приют в своей колониальной базе — Бизерте. Осколок России вонзился в Северную Африку и таял там долго, как айсберг в пустыне. Год за годом на севастопольских кораблях правилась служба, поднимались и спускались с заходом солнца андреевские флаги, отмечались праздники исчезнувшего государства, в храме Александра Невского, построенном русскими моряками, отпевали умерших и славили Христово воскресение, в театре, созданном офицерами и их женами, шли пьесы Гоголя и Чехова, в морском училище, эвакуированном из Севастополя и размещенном в форту французской крепости, юноши в белых форменках изучали навигацию и астрономию, теоретическую механику и практическую историю России, но не по Покровскому, а по Карамзину и Соловьеву... Местный летописец Нестор Монастырев выпускал журнал «Морской сборник». Редакция и станок-гектограф размещались в отсеках подводной лодки «Утка». Ныне несколько экземпляров этого сверхраритетного издания хранятся в главной библиотеке страны...