– Мамаша Рю говорит, что время понятие относительное.
– Я этого не понимаю!
– А от тебя и не требуется понимания. Вера от тебя требуется, вера!
– Как и от каждого из нас!
– Как и от каждого…
Макарычев гладил кота и переводил взгляд с одного участника дискуссии на другого. Мало того, что он не мог понять причину их спора, так еще и каждая произносимая реплика казалась ему абсолютно лишенной какого-либо смысла. «Что я вообще тут делаю, – думал он. – Почему бы просто не встать и не уйти?..» Макарычев посмотрел по сторонам. Н-да, знать бы еще, куда идти? Куда ни глянь – всюду чисто поле. Стол, за которым они чаевничали, как будто стоял в центре большого ровного зеленого круга, накрытого сверху голубым колпаком с нарисованной луной. Стопроцентно ирреальная картина. Хотя на глюк и не тянет.
– Уважаемые! – призывно похлопал в ладоши Макарычев. – Мне очень жаль, что приходится прерывать вашу беседу, но, по-моему, я лишний за этим столом…
– Ну, точно! – кивнул Антип. – Вот мы и решаем, как от тебя избавиться.
– Да я, вообще-то, и сам могу уйти, – смущенно улыбнулся сержант. – Подскажите только, в какую сторону.
– Антип, как всегда, неточен в формулировках, – сделал успокаивающий жест отец Иероним. – Мы должны понять, каким образом ты можешь помочь Мамаше Рю устроить выворотень.
– К сожалению, тут я ничем не могу вам помочь, – покачал головой Макарычев. – Я просто не понимаю, о чем вы говорите!
– Не знаешь, что такое выворотень?
– Понятия не имею!
– Ну и что нам после этого остается? – с тоской посмотрел на попа Антип.
– Остается надеяться на господню милость и мудрость Мамаши Рю, – не задумываясь, ответил отец Иероним.
– Господь призывал: не убий! – счел своим долом напомнить Макарычев.
– Ну, это когда еще было, – безразлично махнул рукой Антип.
Поп не стал ему возражать. Сержанту это не понравилось.
– Надо будить Мамашу Рю. – Антип посмотрел на спящую старушку, взял со стола кусок хлеба, густо намазал его малиновым джемом и поднес карлице к носу. – Эй!.. Мамаша Рю!
– Прекрати! – болезненно поморщился отец Иероним.
– Без нее мы не разберемся… Мамаша Рю!.. – намеренно или нет, но Антип ткнул бутербродом старушке в нос.
– Что? – тут же открыла глаза карлица.
– Ну, вот! – с довольным видом посмотрел на попа Антип. – А ты говорил!
Отец Иероним безразлично пожал плечами.
– Только не засыпай снова, Мамаша Рю. – Антип вручил карлице бутерброд.
– А я и не спала, – ответила та и откусила разом едва ли не половину от намазанного джемом ломтя. – Я просто не вмешивалась в ваш спор, – прошамкала она набитым ртом. – Потому что не видела в нем смысла. Ни малейшего! Хотя, конечно…
Старушка затолкнула в рот вторую половинку бутерброда, после чего речь ее сделалась совершенно неразборчивой.
– Что? – наклонился, прислушиваясь, Антип.
Мамаша Рю провела тыльной стороной ладони по губам, стирая хлебные крошки и малиновые кусочки джема, и снова что-то пробубнила.
– Ничего не понимаю, – разочарованно покачал головой Антип. И с надеждой посмотрел на попа – может быть, он что-то понял?
Отец Иероним сделал отрицательный жест рукой.
Антип посмотрел и на Макарычева.
Сержант улыбнулся в ответ.
Карлица судорожно дернула сморщенным подбородком, пытаясь протолкнуть в горло все, что находилось у нее во рту.
– Давай, Мамаша Рю! – одобрительно похлопал ее по затылку Антип. – Старайся, родная, старайся!..
Старушка подняла маленькую ручку, сжатую в крошечный кулачок, и постучала себя по груди.
– Ну! – Антип живо схватил со стола стакан, плеснул в него остывшего чая и поднес карлице к губам. – Попей, Мамаша Рю, попей, родная!
Мамаша Рю взяла стакан обеими руками, сделала глоток, запрокинула голову назад, затем отпила еще немного. Улыбнулась. Ей вроде как полегчало.
– Ты не видишь реальной опасности, потому что смотришь не в ту сторону, – сказала она Антипу.
– Не вижу опасности? – мужичок озадаченно наморщил лоб.
– Не видишь, – подтвердила старушка-карлица. – Хотя она совсем рядом.
– Ну, где? – как шашкой, взмахнул рукой Антип. – Конкретно!
– Да вот же, – наклонившись, Мамашу Рю указала на придавивший край стола самовар.
О чем это она, только и успел подумать Макарычев. В следующий миг он почувствовал, как земля содрогнулась под ногами. И точно за самоваром, в том самом месте, куда указывала Мамаша Рю, на высоту трех человеческих ростов взлетели вверх куски влажного чернозема и клочья вырванной с корнем травы. Из земли выпросталось десятка полтора толстых, упругих, невероятно длинных, извивающихся щупальцев, изукрашенных расплывающимися сине-зелеными разводами.
– Болотный Дедушка… – попятившись назад, едва слышно пролепетал дрожащими губами Антип.
Щупальца разлетелись в стороны, и из-под земли вырос странного вида дед. Длинные седые волосы развевались позади его головы с проплешиной, как будто в лицо ему дул сильный ветер. Одет он был в синие хлопчатобумажные шаровары и красную атласную косоворотку, поверх которой был накинут армейский крапчатый жилет. В руках дед держал автомат Калашникова. Держал по-серьезному, так, что сомнений не возникало – случись что, он, не задумываясь, пустит оружие в дело.
– Сержант Макарычев? – Старик глянул на сержанта так, будто раскаленное клеймо на лоб прихлопнул.
Макарычев растерянно кивнул.
– За мной! – махнул стволом автомата дед.
После чего, держа автомат у пояса, дал длинную очередь вдоль стола.
Чашки, блюдца, чайники, вазочки, розетки, молочники – все вдрызг. Из продырявленных боков самовара брызнули четыре упругие струи дымящегося кипятка.
– Ну, ты что ж это творишь! – возмущенно заорал на старика Антип.
– На! Лови!
Дед сорвал с кольца на жилете гранату и кинул ее Антипу. А мужичок-то, с дуру ума, поймал. По счастью, граната оказалась нелетальной. Лопнув в руках у Антипа, она залепила его грудь и лицо густой, клейкой массой.
– Пошли, сержант! – Дед призывно махнул Макарычеву рукой, вставил в автомат новый магазин и выпустил еще одну очередь по столу.
Отец Иероним свалился на спину вместе с плетеным венским стулом, на котором сидел, перевернулся на живот и быстро-быстро пополз под стол.
Мамаша Рю приподняла левое веко, посмотрела на старика автоматчика и с укоризной покачала головой.
– Вот от тебя, Болотный Дедушка, я такого никак не ожидала.