– Да ты что? – удивился Антип. – Выходит, тюрьмы все еще стоят?
– А куда ж они денутся? – в свою очередь удивился такому вопросу Макарычев.
– Отец Иероним говорит, что близится время, когда на земле не будет ни тюрем, ни дворцов.
– Ну, может, когда-нибудь и придет такое время, – не очень уверенно согласился с незнакомым ему отцом Иеронимом сержант.
– Но пока стоят?
– Стоят.
– И кто ж в них сидит?
– Преступники.
– И только?
– А кто ж еще?
– Ладно, – махнул рукой Антип. – Забудь… Так, значит, из тюрьмы сбежал преступник?
– Ну да. И, по имеющейся информации, он мог скрыться на болоте.
– Не-а, – уверенно покачал головой Антип. – Здесь его нет. Я бы узнал, если бы на болоте появился чужой.
– Как?
– Ну, ветерок бы нашептал.
– А! – махнул рукой Стецук. – Сказки!
– Ну, вас-то я нашел, – лукаво улыбнулся Антип. – Я, меж прочим, давно уже за вами иду. Присматриваюсь, что за люди такие. Показался, потому что вашему парню помощь потребовалась. Куда б он такой пошел?
– Так, значит, на болоте чужих нет? – осторожно поинтересовался Макарычев.
– Нет, – уверенно покачал головой Антип. – Кроме вас – никого.
– Мы – свои, – улыбнулся болотному жителю Петрович.
– Ну, не знаю, – серьезно ответил тот. – Пока – не знаю.
– Мы можем переночевать в вашем поселке? – спросил Макарычев.
– Ну, а почему нет? Что ж мы, не люди, что ль?
Незаметно совершив поворот, они шли теперь по направлению к огням поселка, которые, как полагал Макарычев, служили Антипу главным ориентиром. Ну, в самом деле, как еще человек мог верно выбирать дорогу в кромешном мраке? А то, что говорил Антип о своем феноменальном зрении, было, скорее всего, некоторым преувеличением. Похвальбой. Обычное дело – нужно ж чем-то поразить незнакомцев.
Когда, по прикидкам Макарычева, до поселка оставалось километр-полтора, ну, никак не больше двух, огни впереди исчезли. В один миг. Как будто все разом в трясину провалились.
– Это что значит? – насторожился Макарычев. – Все разом спать легли и свет потушили?
– Ну, поселок наш в низине расположен. С того места, где мы сейчас находимся, его не видать. Ща, взгорочек обойдем – и прямиком к нему выйдем.
– А в низине не топко? – поинтересовался Петрович.
– Не, – мотнул головой Антип. – Должно бы быть топко, а у нас там как раз наоборот – сухо.
– Странное место, – заметил Петрович.
– Хорошее, – уточнил Антип. – И вот что, служивый, – обратился он к сержанту. – Котейка у тебя замечательный. Да только ты лучше спрячь его от греха подальше.
– А в чем проблема? – удивился Макарычев.
– У нас в поселке кошек нет. Утки, куры, свиньи, коровы – есть. А кошек и собак – нет. Ну, так сложилось исторически, как говорится. Деды наши, когда жить сюда перебирались, не прихватили с собой кошек и собак. Должно быть, просто забыли. Даже Ной, когда зверье в свой ковчег загонял, и тот наверняка кого-то да позабыл. Ну, а у нас сложилось такое поверье, будто они, деды то есть, зверей этих нарочно с собой не взяли, поскольку зло они в себе несут. У собаки зло в кончике носа, которым она повсюду тыкается, а у кошки – в кончике хвоста, которым она размахивает. Вот такая, понимаешь, история.
– Очень любопытно! – Петрович закинул автомат за спину. Пальцы его забегали по клавиатуре ПДА. Исследователь взял верх над бойцом, и осторожность уступила место азарту. – Похожее поверье бытовало в Китае. Правда, касалось оно только кошек…
– Ну, по мне, так все это – сказки бабкины, – перебил, не дослушав, Антип. – Однако ж другие думают иначе. А к традициям, сами небось понимаете, следует относиться с уважением.
– Да о чем разговор!
Заведя руку за спину, Макарычев отстегнул подвешенную к рюкзаку переноску.
Почуяв неладное, Спиногрыз недовольно заворчал.
Глава 8
Поселок, а скорее, все же деревенька небольшая, состоял из полутора десятков домов, разбросанных как попало среди кустов и деревьев, таких же корявых и нескладных, как и повсюду. Дома были как старые, вросшие в землю по самые окна, выглядывающие из-под съехавших крыш, будто дикие звери из нор – глаза желтые, злющие, – так и новые, крепкие избы-пятистенки с кирпичными печными трубами, высокими крылечками и резными наличниками на окнах. И едва ли не в каждом окне горел свет.
– В окнах, между прочим, стекла вставлены, – подобравшись к сержанту справа, едва слышно произнесла Тарья.
– Вижу, – Макарычев поправил рукой переноску, в которой сидел кот, чтобы не била сзади по бедрам.
– Откуда стекла?
– Оттуда же, откуда и электрогенераторы. Бравый вертолетчик Валерка в обмен на галлюциногенные грибочки привозит.
– Кстати, надо бы взглянуть на эти грибы, – заметил Петрович.
Возле каждого дома, как и полагается, сарай для скотины и огородец небольшой. Ерохин сразу, как сельский житель, обратил внимание на то, что грядки грамотно приподняты, чтобы растения не гнили, и обнесены деревянными опалубками, чтобы грунт не расплывался.
В центре деревни стояла рубленая церковь с высокой, метров восемь вверх, колокольней и большим деревянным крестом на самом верху.
– А ведь не слышали мы колокольного звона, – посмотрел на провожатого Макарычев. – Точно, не слышали.
– Ну, нет колоколов-то, – как бы извиняясь, развел руками Антип. – Откуда их взять-то?
– А как же вертолетчик ваш Валерка?
– Не, он колокол достать не может. Спрашивали уже.
– Зачем же тогда колокольня, если колоколов нет?
– Как это зачем? Полагается!.. А вот и мой домишко.
Антип подвел гостей к стоящему на отшибе дому под крышей из дранки, крыльцом в девять ступенек и прилепившимся сбоку скотным двором. Хозяин распахнул дверь, и на бойцов пахнуло домашним теплом, запахом свежего хлеба, жареной картошки с луком и то ли не добродившего кваса, то ли чуть подкисшего молока. Прямо в прихожей под потолком висела энергосберегающая электрическая лампочка. И не просто на голом шнуре, а с красивым стеклянным плафоном, матовым, с нарисованными бабочками и похожими на колибри птичками. Дверь в комнату была обита черным дерматином с утеплителем – чтобы холод зимой не забирался. Из-за двери доносились звуки музыки. И было это вовсе не церковное песнопение и даже не Кобзон, а какой-то разухабистый новомодный шлягер-пятиминутка, что в столице можно услышать из приоткрытого окошка едва ли не каждого проезжающего автомобиля. Что-то про разбитое сердце, голубые глазки и круглые попки.