Наследие - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Уэбб cтр.№ 81

Дым разъедал нос, и я чихнула. Первая женщина нагнулась, двумя пальцами подхватила с земли кусок ткани и понюхала.

– Керосин, – мрачно сообщила она.

Мы с Бет попрощались и, едва скрывшись из глаз, бросились бежать со всех ног. Обогнув конюшню, мы заглянули в сарай и обнаружили Генри под навесом для дров. В руках он держал наполненную жидкостью плоскую пластмассовую флягу с красной пробкой-распылителем. Я вспомнила о языках пламени, о том, как странно они распространялись, как будто разбегались от какой-то линии. Генри поставил флягу на верхнюю полку, с улыбкой повернулся к нам и развел руками.

– Чего вам? – невинно спросил он.

– Ты же мог устроить пожар в автофургонах. Могли погибнуть люди, – тихо заговорила Бет, глядя на него так серьезно, что мне стало еще неуютнее, еще страшнее.

– Не понимаю, о чем это ты, – высокомерно процедил Генри. От него так и несло керосином, едкий запах будто прилип к нему, он был на его руках.

– Это ты натворил! – воскликнула я.

– Не докажешь. – Он пожал плечами и снова улыбнулся.

– Я говорю, ты мог убить людей, – повторила Бет, и Генри перестал улыбаться.

– Вам запрещено ходить в лагерь. Вы никому не расскажете, – насмешливо заявил он.

Бет круто развернулась и быстро направилась к дому. Я поспешила за ней, как и Генри, и мы понеслись наперегонки и ворвались в холл, задыхаясь, выкликая Мередит.

Мы сочли проступок слишком тяжелым, чтобы можно было о нем промолчать. Мы думали, что, даже несмотря на то что Генри ее любимчик, она накажет его за такое. Одно дело накормить собак горчицей, но здесь совсем другое. Бет права – в огне могли погибнуть люди. Это было слишком, даже для Генри.

– Генри поджег белье, которое сушилось у Динсдейлов! – Бет заговорила первой, еще толком не отдышавшись.

Мередит подняла голову от письма, которое писала, сидя за изящным письменным столиком в гостиной.

– Что за переполох? – спросила она.

– Мы были в лагере… Да, я понимаю, что нельзя было туда ходить, но мы просто играли в карты, а Генри поджег простыни, которые там висели! Он облил их керосином… из сарая! Фургон чуть не загорелся, и мог быть пожар, и могли погибнуть люди! – выпалила Бет на одном дыхании, но четко и ясно.

Мередит сняла очки, медленно сложила.

– Это правда? – обратилась она к Генри.

– Нет! Лично я даже близко не подходил к этому мерзкому лагерю.

– Врешь! – крикнула я.

– Эрика! – Мередит строго посмотрела на меня, окрик прозвучал резко, как удар бича.

– Так как же начался пожар, если он действительно был?

– Конечно, пожар был! Зачем бы я сказала… – возмутилась Бет.

– Прекрасно, Элизабет, еще ты сказала, что не должна была даже близко подходить к этим лудильщикам, как я неоднократно требовала. Так откуда же мне знать, когда ты лжешь мне, а когда говоришь правду? – размеренно произнесла Мередит.

Бет плотно стиснула губы, глаза ее горели.

– Ну, Генри? Ты знаешь, как мог начаться пожар?

– Нет! Хотя… ну… – он кивнул в нашу сторону, – у них же прямо пятки горят, до того они рвутся в лагерь, к этим бродягам. Наверное, так и подожгли, – елейным голоском закончил он, глядя в глаза бабушке, и заранее улыбался, почти ликующе, в ожидании ее реакции.

Мередит с минуту пристально изучала внука, а потом рассмеялась. Этот непривычный, пронзительный звук заставил вздрогнуть всех нас, даже Генри. Два ярких пятнышка – румянец удовольствия – расцвели на ее щеках.

Хотя Кэролайн, очевидно, так никогда и не приехала с визитом к ней в Суррей, невзирая на ее вопиющее отсутствие на похоронах Чарльза, Мередит все же вернулась и осталась жить с ней. Наверное, жизнь была слишком тяжелой без мужа и с двумя детьми. Или потребовался уход за самой Кэролайн, а Мередит ее любила вопреки всему. В конце концов, ей ведь предстояло стать следующей леди Кэлкотт, так что она, возможно, сочла своим долгом вернуться в родовое гнездо. Мне, понятное дело, никогда этого не узнать, потому что после ее возвращения письма прекратились. Я вспоминаю, с какой заботой и тщанием ухаживала она за Кэролайн, когда та совсем уже одряхлела, кормила ее, одевала, читала ей. Неужели она делала все это, но так и не заслужила материнской любви, даже за все труды? Неужели она надеялась услышать некое (так и не прозвучавшее) признание на смертном одре – услышать, что мать всегда ее любила и что она, Мередит, была ей хорошей дочерью? А может быть, она полагала, что Кэролайн недолго осталось и она умрет вскоре после приезда дочери, строила планы насчет дома, подумывала о повторном замужестве и о новых детях, которые вдохнули бы в него жизнь? Но Кэролайн зажилась на этом свете. Она, как королева-мать, все жила и жила, а ее наследница старела в ожидании, когда придет ее черед взойти на престол. Я уверена, без чего-то подобного здесь не обошлось – крушения надежд, какого-то горького разочарования. Что-то ведь должно было изменить Мередит, совлечь с жизненного пути, которым она шла. Было же что-то, что заставило ее рьяно ухаживать за Кэролайн и сделаться такой, что наша мать в свое время отказалась принести своей матери подобную жертву.

Обо всем этом я размышляю, пока одеваюсь в понедельник утром. Натянув теплые вельветовые брюки, сую в карман зубное кольцо. Колокольчик тихонько звенит, мелодично и весело. Я спускаюсь в кабинет, шарю в ящиках стола и, найдя ручку и блокнот, кладу их в сумку. Денек сегодня ясный, с кристально чистым воздухом, от яркого солнечного света болят глаза. Вот бы ухватить, нащупать ту бодрость, которую я испытывала в тот день, когда небо над головой было таким же синим, а мы шагали в Эйвбери, и для полного счастья с нами был Эдди. Предоставляю Бет – она разговаривает по телефону с Максвеллом – и дальше торговаться из-за сроков возвращения сына. Сестра сидит у окна на кухне в потоке света, который выбеливает ей лицо, смягчая выражение.

Солнце стоит невысоко в небе, по-зимнему. Оно светит мне в глаза сквозь лобовое стекло, лучами-копьями отражается от мокрой дороги, поэтому вести машину приходится сквозь слепящую стену света. Наконец сворачиваю с шоссе к поселку и вижу знакомую фигуру, бредущую вдоль белой заиндевевшей обочины. Одет, как всегда, легко, руки в карманах – единственная уступка кусачему морозцу. У меня что-то радостно подскакивает внутри. Я подъезжаю, опускаю оконное стекло и окликаю его. Динни прикрывается ладонью, прячет глаза от солнца, так что видны только подбородок и знакомая прямая линия рта, придающая ему такой серьезный вид.

– Куда направляешься? – спрашиваю я. От мороза у меня перехватывает дыхание, а глаза слезятся.

– На автобусную остановку, – отвечает Динни.

– Понятно, я так и подумала. А дальше куда? Я еду в Девайзес, хочешь, подвезу?

Динни идет к машине, отнимает руку от лица. На таком ярком свету видно, что глаза у него карие, а не черные, теплого каштанового цвета, а в волосах выцветшие прядки.