Фаворит императрицы - читать онлайн книгу. Автор: Нина Соротокина cтр.№ 80

– А вот этого я не помню, – кротко сказал Адам. – Видно, отлучился куда-то, и карета без меня тронулась. Француз этот, между прочим, потом в наших местах объявился. Но думаю, врут люди.

– Когда же он объявился? – Матвей так и подался вперед.

– Да дня через три после известных событий, когда разбойники на вашу карету напали. Объявился, а потом как в воду канул. Но я этим басням не верю.

– Почему не верите? – Родион аккуратно придвинул к краю стола серебряную монету, и она тут же исчезла в кармане адамовского жупана.

– А потому не верю, что я человек несуеверный и в привидения не верю. Говорят, люди видели ночью на кладбище высокого мужика при шпаге. Вначале решили, что это сам покойник встал из гроба, ну тот, второй француз, невинно убиенный, а потом, видно, кто-то рассмотрел. Нет, мол, это другой. Он тоже в карете ехал, да жив остался. Однако все равно продолжали говорить, что на кладбище у нас нечисто.

– Это как же так?

– А вот этого, ваша милость, я при всем моем желании объяснить не смогу. По моим гостиничным делам – тут я мастак, могу любую мелочь описать, а кладбище – чужая вотчина. Если любопытство имеете, поезжайте завтра с утречка в костел, поговорите с ксендзом. Там же заодно осведомитесь и о лошадях арабских кровей, – добавил он с еле заметной насмешкой.

Новые приезжие отвлекли хозяина от разговора.

– Ну вот, трактир нашли, про Шамбера узнали, ознакомились с достопримечательностями местного кладбища в лице привидения и ни на йоту не приблизились к разгадке дела.

– Ничего, что-нибудь придумается, главное – не суетиться! – оптимистично заметил Матвей. – Судьба сама вывезет!

За показной уверенностью он пытался скрыть тяжелые раздумья. Что значит – «судьба сама вывезет»? Это значит жить на авось, он всегда так и делал. Иногда обходилось благополучно, чаще нет. «Авось с “небосем” водились, да оба в яму свалились». Именно так все и произошло здесь год назад. Раньше он упрекал себя за чрезмерное употребление спиртного, корень всех его зол, теперь же понял, что не менее пагубно для него крайне легкомысленное отношение к жизни. Если бы задержался в деревне на день-два, то, может быть, уже тогда смог бы найти объяснение странному нападению на карету и пропаже денег. Но в то время ему было на все наплевать, лишь бы домой быстрей добраться. А теперь он сидит, как тупица, и не знает, с какого края приступить к раскрытию проклятой тайны. А дома ждет Биронов подвал и прочие гадости.

Решили утром отправиться в костел, найти ксендза и расспросить не только о привидениях на кладбище, но и прочих событиях, случившихся после отъезда Матвея. Наверняка гибель стольких людей уже нашла какое-нибудь объяснение у местного населения.

Осень в Польше, если дожди не льют, так же нарядна, как и в России. Рыжина кленов, желтизна каштанов и берез веселит сердце, как праздник Господень. Прибавьте к этому лазурное небо, прозрачный воздух, сияющую каплями росы паутину на молоденьких елках. Словом, езда была очень приятная. Матвей все пытался найти место, где случилось нападение на их карету, да так и не нашел, все полянки были одинаковы. Друзья прибыли к костелу в самом хорошем расположении духа.

До службы оставалось еще порядочно времени, но кой-какой народ у костела уже собрался. Будь наши друзья повнимательнее, они бы заметили, что почему-то на соборной площади преобладает мужское население, и все мужики, как один, прячут взгляд, словно остерегаясь приезжих русских. Они стояли у своих телег, негромко беседуя.

– А здесь ничего не изменилось, – обратился Матвей к другу. – Иди в костел, а я лошадей привяжу. Только где у них коновязь? Не помню. А публика-то какая хмурая! Нет, право слово, и спрашивать у них не хочется. Как бы не увели они наших каурых. – Разговаривая сам с собой, Матвей дошел до конца площади, старательно привязал лошадей к вытертой до блеска перекладине, а когда обернулся, обмер. Его плотно обступили люди в жупанах и гайдучьих шапках. У каждого в руке была палка.

– Мужики, вы что? – только и успел крикнуть Матвей, как вся эта публика загалдела страшно, и вот уже взвилась сабля, занесенная чьей-то могучей рукой.

«Здесь ничего не изменилось», – мелькнуло в голове Матвея. Казалось, ожила та самая картина, которую он сохранял в памяти весь год. Они его ждали… Тот же высокий гайдук в синем жупане и остроконечной шапке, те же ненавидящие глаза. Они готовы растерзать его, но почему, за что? Или эти недоумки подозревают его в убийстве? Но ведь это абсурд! Выходит, сам настрелял, сам привез хоронить?

– А ну прочь! – Он успел выхватить шпагу, но тут же получил сильнейший удар по затылку.

Последнее, что ухватил его гаснущий взгляд, было лицо склоненного над ним человека, один глаз, любопытный, был широко раскрыт, а другой наполовину прикрыт дряблым веком.

– Ах ты, каналья, – прошептал Матвей и потерял сознание.

Войдя в костел, Родион не стал искать ксендза. Вот ужо Матвей подойдет, тогда… Он был участником событий, ему и начинать разговор.

Костел был стар, огромен, гулок, как вечерний лес, его колонны напоминали золотые на закатном солнце сосны. Витражи сияли радугой. Высоко вверху на перекладине был водружен крест с телом Спасителя. В алтарной части разместились скульптуры святых, тяжелые каменные складки их одежд, казалось, шевелились от легкого сквозняка. «Удивительно богатый храм для скромного местечка», – подумал Родион, присаживаясь на скамью.

В двух шагах от него на подносе горели воткнутые в песок свечи. Трепетный, нервный огонь их, как ни странно, успокаивал. Смотреть на огонь, как и на бегущую воду, можно бесконечно. Родион потерял всякое представление о времени, а когда очнулся, заторопился было, надо позвать Матвея, что-то его долго нет, но тут увидел, как из алтарной части вышел ксендз и неторопливо направился в его сторону.

Ксендз был уже не молод, широкоплеч, с лицом, которое принято называть простонародным, крепко скроенное и блещущее красотой, оно выглядело и умным, и значительным, словом, вызывающим к себе доверие. И еще отметил Родион, ксендз был совершенно лишен суеты, каждое движение его, поворот головы, сказанное слово исполнены особой значительности.

– Вы ко мне? Я слушаю вас.

– Я приехал из Петербурга с торговой миссией. Я русский, православный.

– Все мы равны перед Господом. Чем я могу вам помочь?

Обстановка костела настраивала на торжественный лад, и фраза, которой Родион предварил свою просьбу, тоже выглядела высокопарно.

– Вы можете восстановить попранную справедливость.

Казалось, ни один мускул не дрогнул на лице ксендза, но на нем появилось выражение сомнения, а может быть, грусти.

– Ваша торговая миссия сопряжена со столь сложным делом? Справедливость – тяжелая ноша. Кто же вас обидел?

– Меня никто не обидел. Обидели, как я уже говорил, справедливость. Я хотел бы у вас узнать подробности о событиях годовой давности. Я имею в виду карету, полную трупов. Среди убитых был мой соотечественник. – Родион уже решил, что отсутствие Матвея, пожалуй, скорее пойдет на пользу, чем в убыток. Матвей несдержан, начал бы здесь руками махать.