– Ну как же, – решил напомнить ему я, – Одиссей, Агамемнон, Парис… Разве тебе не знакомы эти имена?
– Про Одиссея я недавно кино смотрел! – радостно улыбнулся Трепищев. – А остальные… – Он задумчиво потер пальцами брови. – Нет, не припомню.
Сомнений в его искренности у меня не возни-кало.
– Ладно, друзья мои, – сказал я, прикончив свой кусок пиццы. – Вы можете продолжать вашу многоумную беседу, а я хотел бы отправиться в гости к Морфею. День сегодня был долгим и тяжелым.
– Я положил вам постельное белье на диван, – сказал Трепищев. – А вы, Виктор Алексеевич, – обратился он к Витьке, – можете лечь на кресло-кровать.
– Обо мне можешь не беспокоиться, – махнул рукой Витька. – Сам, если хочешь, иди спать, а я еще посижу. Я обычно раньше четырех не ложусь. Если подкинешь свои книжки, о которых мы говорили, то я их к утру как раз успею просмотреть.
– Конечно! – Трепищев с готовностью вскочил на ноги и, подхватив ночник, побежал в прихожую.
Я вышел из кухни следом за ним, чтобы посмотреть, откуда он будет доставать книги. Оказалось, что вся антресоль была забита запечатанными пачками с книгами.
Я зашел в комнату, взял с тумбочки небольшую настольную лампу и вернулся на кухню.
– Держи, – сказал я, передая лампу Витьке. – Если ты всерьез намерен посвятить ночь знакомству с творчеством нашего хозяина, то мне остается только выразить тебе самые искренние соболезнования.
– По-моему, ты несколько драматизируешь ситуацию. – Витька поставил лампу на стол и, наклонившись, подключил ее к электросети. – Вадим, конечно, парень чудной, но все же не полный идиот.
– Должно быть, он становится идиотом, когда берет в руку перо.
– Анатоль, – с усмешкой посмотрел на меня Витька. – Писатели давно уже не пользуются перьями. Даже пишущие машинки отошли в прошлое. В наше время все литературные произведения создаются на компьютере.
– Если бы компьютер обладал хотя бы зачаточным интеллектом, то он покончил бы с собой после первых двадцати строк, которые напечатал на нем Трепищев. – Я ободряюще похлопал Витьку по плечу. – Будем надеяться, что сопротивляемость твоего разума жесткому внешнему воздействию превосходит возможности искусственного интеллекта.
– За меня можешь не беспокоиться, – заверил Витька. – Мой разум чист и кристально прозрачен, а значит, готов к восприятию абсолютно всего, что будет ему предложено. Уверяю тебя, что бы там ни понаписал Трепищев, утром у меня непременно найдется пара добрых слов для него.
– Ну-ну. – Я снова похлопал Витьку по плечу и пошел в комнату, где для меня была приготовлена постель.
Я действительно чувствовал себя уставшим и ужасно хотел спать. Таких деньков, как сегодняшний, в моей жизни еще не случалось.
Глава 18
Комната, в которой я спал, выходила окнами точнехонько на восток. И конечно же, с утра пораньше какой-то неугомонный солнечный лучик нашел-таки узенькую, почти незаметную для глаза лазейку в плотно задернутых шторах, после чего приложил все усилия к тому, чтобы заставить меня открыть глаза. Приподняв голову, я посмотрел на часы. Было всего без четверти восемь. Если учесть, что последние лет десять я редко вставал раньше полудня, то можно понять, почему я только тяжело вздохнул и снова уронил голову на подушку. Ненавижу подниматься в такую рань. После этого весь день ходишь с тяжелой головой, пребывая в отвратительнейшем настроении, и только тем и занимаешься, что выискиваешь, на ком бы сорваться.
Повернувшись спиной к беспокойному светилу, я снова закрыл глаза. Полежав минут десять в таком положении, с тоской понял, что заснуть мне уже не удастся.
Сев на постели, я окинул взглядом комнату. При дневном свете она выглядела еще более приветливо и мило, чем вчера вечером. Хотя вполне возможно, что причиной тому была вновь изменившаяся реальность. О том, что именно так все и обстояло, свидетельствовал витающий в воздухе легкий аромат розового масла, к которому примешивался проникающий даже сквозь плотно закрытую дверь запах сигаретного дыма, – Витька, просидевший всю ночь за сочинениями нашего гостеприимного хозяина, успел прокурить не только кухню, но и всю квартиру. Вчера же, насколько я помнил, в комнате пахло лавандой.
Неожиданно перед глазами у меня что-то промелькнуло. С опозданием в пару секунд я не увидел, а скорее вспомнил отпечатавшийся в мозгу образ – странный вытянутый объект с утолщенной передней частью, похожий на головастика-переростка. Объект состоял из какого-то материала, похожего на жидкое стекло. Вся его прозрачная масса находилась в постоянном движении: текла, изменялась, закручивалась крошечными вихрями, переливалась радужными всполохами.
Тряхнув головой, я прогнал из сознания странное видение. Чего только не увидишь спросонья, особенно когда приходится вставать в такую рань.
Кресло-кровать, предназначенное для Витьки, было пустым.
Проверив карманы висевшей на спинке стула ветровки, я убедился, что телефон, пистолет и клиппер на месте. Стянув со стула джинсы, которые сегодня выглядели так, словно с них всего пару минут назад срезали магазинную бирку, я начал неторопливо одеваться.
Натянув кроссовки, они тоже были как новенькие, я сделал над собой усилие и все-таки поднялся на ноги.
И вновь мне показалось, что перед лицом у меня промелькнул полупрозрачный, переливающийся тусклыми радужными отсветами объект удлиненной формы.
Я медленно провел ладонью по лицу. Похоже, напряжение вчерашнего дня не прошло даром. Мерцание перед глазами могло оказаться следствием внезапно подскочившего давления. Или чего-нибудь похуже.
Чуть приоткрыв дверь, я услышал доносившиеся с кухни голоса.
– Поверь мне, Вадим, – спокойно, но с непреклонной уверенностью в своей правоте говорил Витька. – Я вовсе не хочу тебя обидеть. Но то, что ты понаписал, – полнейшая чушь. И это еще очень мягко сказано.
– Ну почему? Почему? – Голос Трепищева звучал плаксиво, но при этом, как ни странно, ничуть не менее убежденно, чем голос Витьки. – Чем вам не понравились, например, «Охотники за ушами»?
– Это самая глупая история, которую мне приходилось когда-либо читать или просто слышать. Какие-то магические роботы вылезают из какой-то гробницы и бог знает зачем и почему начинают убивать всех подряд. Никто с ними не может справиться до тех пор, пока вдруг, откуда ни возьмись, не является парочка бравых охотников, промышлявших до этого только добычей ушей беглых каторжников. Хлоп – и роботов не стало. Просто удивительно, что до этого с ними было столько возни.
– И чем плоха история?
– Тем, что она ни о чем.
– Она о магических роботах и охотниках за ушами.
– Этого мало, Вадим! История о металлических уродцах и паре остолопов с автоматами в руках не греет душу.
– А о чем, по-вашему, должен быть роман?