Два шага до горизонта - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Калугин cтр.№ 48

Какой-то глупец или сумасброд сказал как-то, что после смерти перед человеком раскрывается вечность… Бред, облеченный в красивые слова! Вечность – суть всего лишь образ, придуманный человеком для того, чтобы придать некоторую видимость определенности невообразимо долгому отрезку времени, которое само по себе является величиной относительной. А смерть – это вещь в себе, постичь которую можно только в одно последнее мгновение, уже падая в бездну. Но постижение это приносит не облегчение, а ни с чем не сравнимый ужас, и счастье человека, что испытывает он его лишь однажды и длится это ощущение всего-лишь мгновение, короче вздоха.

Едва начиная жить, человек уже готовится к смерти. Каждый представляет ее по-своему, но ни один из живущих не желает верить в то, что смерть – это просто НИЧТО. Об этом могли бы знать только мертвые, если после жизни существовала бы какая-то иная жизнь. Пусть не жизнь, но хоть что-то на нее похожее. Но НИЧТО это и есть НИЧТО, а потому о нем невозможно сказать ничего определенного.

– Кто бы это мог быть? – шепотом произнес бан-шалей, скосив глаза на лежащего рядом с ним под повозкой шалея.

– А кто их разберет, – так же шепотом ответил солдат, тот самый разговорчивый охранник, ехавший в одной повозке с Граисом. – Но я бы не стал ставить на то, что это просто разбойники с большой дороги. Те бы не стали обстреливать лагерь, а попытались незаметно забраться в повозки и унести, что удастся.

– Кем бы ни были эти поганцы, – процедил сквозь зубы бан-шалей, – они скорее всего не ожидали, что в лагере окажется так много солдат. Должно быть, они уже оставили свою затею и убрались подобру-поздорову.

– Как знать, – ответил шалей. – Быть может, они только и ждут, чтобы мы покинули свои укрытия.

– Так что же, до рассвета валяться под повозками?

– Я думаю, что Тринтин, который сейчас лежит мертвый возле костра, сказал бы, что это не самое плохое место в мире.

Бан-шалей довольно хмыкнул – в ситуации, когда ничего хорошего ждать не приходилось, мрачноватый и незатейливый солдатский юмор пришелся как нельзя кстати.

Дрова, подброшенные в костер, быстро прогорели. Пламя костра опало, и окружающие поляну деревья вновь начали погружаться во мрак.

По приказу бан-шалея двое солдат выбрались из-под повозок, чтобы вновь распалить огонь. Двигались они осторожно, но опасения их оказались напрасными – из темноты леса не вылетела ни одна стрела.

– Может быть, и в самом деле, ушли? – с надеждой и все же с сомнением произнес лежащий рядом с бан-шалеем солдат.

– Как бы не так, – отозвался шалей из-под соседней повозки. – Все только еще начинается.

Вспыхнувшее с новой силой пламя костра осветило деревья на краю поляны и заросли невысокого кустарника между ними. В кустах происходило какое-то движение. То и дело над переплетением ветвей и листвы возникали и снова исчезали головы и руки людей, занятых какой-то активной деятельностью.

Вскоре появился и результат – человек десять разбойников вытолкнули из кустов толстый ствол дерева, очищенный от ветвей. Несколько оставшихся суков они использовали в качестве рукояток, за которые держали ствол. С нарастающим криком нападающие устремились вперед, толкая перед собой бревно, как таран, направленный на одну из повозок, составляющих кольцо обороны лагеря.

– Лучники! – крикнул бан-шалей.

Четверо шалеев с луками встали в полный рост между повозками и открыли стрельбу по атакующим. Солдаты были более искусными стрелками, нежели разбойники. Лишь две стрелы, выпущенные шалеями, не попали в цель. Те из разбойников, что остались живы, не в силах были удержать бревно и бросили его на землю.

Но они, похоже, даже не помышляли о том, чтобы спасаться бегством. Вместо того, чтобы бежать в лес, они залегли за бревном, а из кустов на помощь им выбежала новая группа. Трое из них упали, сраженные стрелами шалеев, но остальные добежали до бревна, подняли его на руки и снова направили на кольцо повозок.

– Они как будто ищут смерти, – недоумевающе произнес бан-шалей.

– Должно быть, именно это йериты и называют жертвенностью, – сказал лежащий рядом солдат. И, отвечая на удивленный взгляд командира, добавил: – Они считают, что таким образом быстрее окажутся рядом со своим богом.

– Идиоты, – сквозь зубы процедил бан-шалей.

– Точно, – мрачно кивнул солдат. – Однако, похоже, эти идиоты скоро добьются того, что хотят.

Третья волна нападающих, выбежав из кустов, вновь подхватила упавшее на землю бревно и устремилась вперед, на стоящую прямо перед ними повозку.

Солдат, лежавший под телегой, попятился назад.

Находившийся рядом с ним бан-шалей на какое-то время замешкался, словно отказываясь верить тому, что вот-вот должно было произойти.

Пятеро несущих на руках бревно людей замертво упали на землю, сраженные стрелами разящих теперь уже почти в упор шалеев. Но оставшиеся из последних сил, вопя от непомерного напряжения, дотащили бревно до цели.

Конец бревна ударил в борт повозки. Затрещали ломающиеся доски. Повозка накренилась и завалилась набок – дорога в лагерь обороняющихся была открыта.

Бан-шалей, придавленный дугой перевернувшейся телеги, уперся в нее руками, пытаясь приподнять и выбраться из ловушки, в которой оказался. Один из разбойников, вскочив на борт повозки, обнажил короткий меч и, оскалившись по-звериному, наискосок разрубил лицо кахимца.

То, что рубеж обороны вокруг лагеря прорван, а командир убит, вовсе не повергло шалеев в смятение или панику. Опытные бойцы, кахимцы знали, что рассчитывать на милость врагов следует только в том случае, когда ничего иного уже не остается. Пока же у них в руках имелось оружие, они готовы были сражаться за собственные жизни. Сомкнув ряды, солдаты ударили по нападающим, выставив вперед свои длинные, тяжелые копья. На стороне шалеев были отличная боевая выучка и умение обращаться с оружием. Противники же могли противопоставить им только отчаянное презрение к смерти.

Шалеям удалось отбросить за пределы линии обороны первую волну нападавших, но на помощь им, размахивая топорами и мечами, уже бежали из леса новые бойцы.

Проломившись сквозь частокол направленных на них копий, йериты ворвались в лагерь. Сражение рассыпалось на десяток отдельных схваток, в каждой из которых шалеям противостояли противники, втрое превосходящие их числом.

Граис, вцепившись руками в прутья клетки, пытался рассмотреть, что происходит за пределами его темницы. Он слышал лязг металла, крики дерущихся и вопли раненых, но не мог понять, кто напал на лагерь и на чьей стороне преимущество.

Огромный широкоплечий верзила с топором в руке запрыгнул на край повозки, и Граис инстинктивно отшатнулся в тень. Верзила, нагнувшись, забрался под полог и чертыхнулся, ударившись в темноте лбом о клетку.

– Эй, Граис, ты здесь? – негромко окликнул он пленника.