Закон вселенской подлости - читать онлайн книгу. Автор: Елена Логунова cтр.№ 36

– Крайне серьезно.

Алекс вернулся за стол и уставился на собеседника в упор:

– Знаешь, что будет, если маньяк действительно удовлетворится старушкой и не станет душить ни одну из трех местных девчонок?

– Праздник на нашей улице будет! – дурашливо возликовал Эдик.

– На нашей-то да, а на других?

– Не понял?

– Сейчас поймешь.

Алекс взял пустую чашку, со стуком поставил ее на край стола:

– Это Казань. Тут была задушена первая девушка, одна из трех участниц телепрограммы в столице Татарстана. Тогда никто не мог предположить, что это работа маньяка, это стало понятно только после второго убийства… – Он поставил в полуметре от первой чашки вторую: – Здесь, в Новгороде.

– А это был просто Новгород или Нижний Новгород? – зачем-то уточнил Эд.

– Нижний, а какая разница-то?

– А такая, что Нижний Новгород не настолько далеко от Казани, – Эд передвинул вторую чашку ближе к первой. – Ну, и что дальше?

– А дальше было убийство в Саратове, – Алекс поводил рукой над столом, определился с приблизительной географией и поставил третью чашку. – Его мы уже ждали, но предупредить не смогли, и очередная девчонка погибла. Но здесь и сейчас этого гада нужно взять, потому что другой такой возможности не будет!

– Это почему же? Я смотрел программу телепередач, новый выпуск шоу «Совет да любовь» выйдет в следующем месяце…

– Новый! – Алекс поднял указательный палец. – В том-то и дело, что в новом сезоне шоу будут снимать не в уездных городах, а в московской студии!

– Подраскрутили, стало быть, программу, – кивнул Эд. – Но что это меняет?

– Сам подумай! До сих пор если программа снималась в Саратове, то и девушки были саратовские. Если в Казани – казанские…

– Если в Новгороде – новгородские, я понял, и что?

– А то, что можно было с уверенностью определить город, в котором маньяк появится после выхода очередного шоу! А теперь как будет?

Алекс перевернул вверх дном чашки, символизирующие собой Казань, Нижний и Саратов, сдвинул их на середину и закрутил, как лихой наперсточник:

– Кручу, верчу, запутать хочу! Угадай-ка, где маньяк?

– Где-где, в Караганде! – не трогая чашки, досадливо откликнулся Эд. – Он уже понял: – Ты хочешь сказать, что участниц новой программы будут собирать со всей страны, после записи в Москве они разъедутся по своим городам, и тогда шансы выловить маньяка уменьшатся втрое?

– Равно как и шансы защитить девушек.

– Так, может, надо закрыть это шоу к чертовой бабушке?

– Боюсь, чертова бабушка в лице программной дирекции центрального телеканала решительно воспротивится.

Алекс перевернул чашки, поставил их нормально, машинально стер ладонью оставшиеся влажные круги.

– Да и не выход это. Знаешь, как автомобилисты говорят: «Дурной стук всегда наружу выйдет»? Так и с маньяком. Закрой программу – он перестанет душить невест из телешоу, но убивать-то не прекратит. Он же маньяк, придумает себе новый кровавый сериал! И неизвестно, сколько людей погибнет, пока его сценарий прояснится.

– Короче, лучшего времени и места для поимки маньяка, чем здесь и сейчас, уже не будет, – резюмировал понятливый Эдик. – Хотя нельзя исключать вероятность того, что свои гастроли в нашем городе он уже закончил, задушив бабу Веру. Это же маньяк, кто его знает, может, он засчитает старушку как девушку. Тем более что бабка была одинокая, бессемейная, считай, невеста Христова!

– А вот это именно то, чего мы никак не можем допустить! Маньяк не должен засчитать себе бабушку!

Следователь заговорщицки понизил голос, качнулся через стол и, гипнотизируя собеседника взглядом, отчеканил:

– Есть, приятель, грязная работенка – как раз для тебя.

– Юля, просыпайся! Юля, поднимайся!

Зная, как долго подружка восстает ото сна, я начала заклинать ее сразу же, как пробудилась сама.

К числу эффективных мое заклинание не относилось. Какой-то результат проявился минут через десять.

– Юля, Юля! – сонным голосом передразнила меня подружка. – А вот тебе дуля!

И в полном соответствии со сказанным она скрутила фигу, очевидно, призванную знаменовать собой категорический отказ просыпаться и вставать.

Вектор дули, свернутой подружкой в полукоматозном состоянии, прошел далеко мимо меня, так что я не приняла оскорбление на свой счет и не обиделась.

Некогда было принимать и обижаться, надо было поторапливаться на работу.

– Юля, ты заметила, что по утрам, когда человек встает с постели, у него нет живота? – зашла я издалека и при этом, признайте, была достаточно деликатна.

– Уху, – то ли согласилась, то ли просто всхрапнула Юля.

– Хочешь, чтобы у тебя не было живота – вставай! – заключила я.

– Неправильный вывод, – возразила Юля и зевнула. – Правильный такой: хочешь сохранить фигуру – спи!

Я плюнула, запахнула халатик и вышла из светлицы.

И под дверью ванной столкнулась с Гавросичем.

Это было как столкновение двух поездов, один из которых прибыл не по расписанию. Причем опоздавшим поездом была вовсе не я!

– В чем дело, Гавросич? – спросила я крайне недовольно, даже забыв поздороваться, что обычно мне несвойственно. – Почему это вы не там, а тут?

– Потому что там занято! – Гавросич тоже не скрыл раздражения.

– Кем?!

Я прислушалась.

За дверью ванной мелодично журчала вода. Под аккомпанемент плещущих струй кто-то фальшиво распевал: «Я-а-а по-о-о-омню чудное мгнове-е-е-енье…»

Пение в отличие от мгновения не назвал бы чудным даже Робинзон Крузо, за двадцать лет отчаянно истосковавшийся по звукам человеческого голоса.

Тем более что на человеческий этот голос не очень-то походил.

Думаю, если бы на нашем с Гавросичем месте был композитор Глинка – автор данного романса на стихи Пушкина, – он как минимум горько заплакал бы. Казалось, что в ванной солирует музыкально бездарное животное отряда «Парнокопытные», семейства «Полорогие», подсемейства «Козлы».

– Передо мно-ой я-а-ви-и-илась ты-ы-ы! – с воодушевлением проблеял оккупант в ванной.

И я не выдержала – рявкнула:

– А ну, встань передо мной, как лист перед травой!

– Как Ференц Лист? – зачем-то уточнил Гавросич, явно сбитый с толку неурочным музицированием в санузле.

– Не дай бог! – испугалась я.

Если блеющее парнокопытное в ванной дерзнет напеть симфонию Листа «Фауст», я ему рога пообломаю! Даже моему долготерпению есть предел!