– Как называется твой город?
– Мрамор мы привезли из Греции, а гранит украинский.
– У вашего города есть название?
– Его не найдешь ни на одной карте, ни в одном справочнике. Названия радиальных улиц – самые разные и простые: Красная, Оранжевая, Желтая, Зеленая… По цветам радуги. Эйнштейн жил на Синей, а Соломон с Суламифь – на Розовой. Это шестая по счету улица, дом номер 6, квартира 6. Три шестерки, дьявольское место… Семь радиальных улиц и семь окружных: первая и т. д.
– А у вас были?..
– Полно! Да, у нас много всего до смешного простого, просто первобытного. И знаешь чего еще у нас огромное множество – тишины. Тишины у нас – море…
– Тишина сейчас на вес золота.
– Пирамида знаменательна еще и тем, что в ней не нашлось места слову «прощай».
– Ты хочешь сказать, что…
– Да. Это безнадежное горькое слово так и не было востребовано, и ни разу здесь не прозвучало.
– Поразительно! Но это значит…
– Да. Просто не нашлось повода.
– А скажи, – спрашивает Лена, – с Папой у вас что-нибудь получилось? Ватикан вы преобразили в свою Пирамиду?
– Хм! А то!.. Ты же сама могла видеть: Папа ушел в пустыню… Образно говоря…
Глава 3
– Тогда в Дубае, – говорю я, – мне удалось встретиться с руководителями проекта. Я рассказал о Пирамиде, и все они в один голос заявили, что готовы на этих искусственных островах строить Пирамиду.
– Правда?!.
– Да, – говорю я, – эти три острова в Персидском заливе, и Jumeira, и Jebel Ali и Deira, входящие в проект The Palm компании Nakheel, получили статус самых крупных в мире. Они выполнены в форме пальм и надежно защищены от водной стихии искусственными барьерными рифами.
– Новая Атлантида? Кто же там будет жить?
– Я надеюсь поселить там наших апостолов.
– Среди этих толстосумов?
– Апостолы Иисуса шли в такой же жестокий и жадный мир.
– Это же бешеные деньги!
– Да, проект предполагает строительство вилл, отелей, торговых центров…. Бухты у каждого острова будут вмещать по 150 обычных и 50 океанских яхт…
Юля в восторге:
– Я бы тоже не отказалась…
– Уже открыты «гены предпринимателя», «гены сорвиголовы», гены «сексуальной страсти»…
– В чем же трудность?
Я затрудняюсь с ответом:
– Ты не знаешь, где моя синяя ручка?
– Ты ни словом не обмолвился о встрече со своим Ринпоче.
– Представь себе: он провел трехлетнее затворничество в диких горах западного Ладака.
– Диких?
– Абсолютно!..
– Он принял твою Пирамиду?
– Они с Далай-ламой чем-то похожи.
– Так в чем все-таки трудность?
– Только начитка Ваджрасаттвы тянется до трех лет. Это сто тысяч мантр. Это очищающий канал. Очищает от омрачений, кармических наслоений и таких отвратительных качеств, как злость, зависть, ненависть…
– И невежество.
– Да! Это важно: и невежество! Зеленую Тару в Тибете и Гималаях называют целительницей очищающей прежнюю карму.
– И жадность?
– Жадность?! Жадность конечно! Жадность в первую очередь!
– Ты до сих пор живешь своим прошлым?
– Перевал Тары 5660 метров. Это самая высокая точка обхода вокруг Кайласа, где разрушается старая карма.
– Ты до сих пор не можешь забыть?
– Что?
– Почему ты не взял меня с собой?
– У тебя нет такого прошлого.
Не заступить за черту – вот что важно, думаю я. Та – заступила. Та не только переступила черту, та пересекла ее, не задумываясь, как танк пересекает траншею врага. Не задумываясь и без оглядки. Та ее перечеркнула, черту, за которой разверзлась бездна… Она разорвала нить взаимоненасыщения. И теперь эту нить – не соединить. Я не помню, почему вдруг я снова вспомнил ее – ту, кто до сих пор не дает мне покоя.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Юля. – Снова о ней?
Она просто читает уже мои мысли.
– Видимо, жадность, – говорю я, – да, теперь это стало особенно очевидно, ее жадность… Да, чересчур жадная, чтобы быть счастливой, она так и не смогла…
– Жадная… Чтобы быть счастливой?
– Именно: чтобы стать счастливой! Я бы мог понять и принять ее экономность, излишнюю бережливость или оправданную заботу о завтрашнем дне… Мог бы объяснить ее обоснованную обстоятельствами расчетливость… А тут – обыкновенное банальное скупердяйство, беспримерная животная жадность! Это даже не обсуждается. Здесь точка. Ведь если это уже случилось, жажду стяжательства и наживы, алчного собирательства сокровищ на земле, а не на небе, остановить невозможно. Мы ведь не должны быть богаче самого бедного, и каждый божий день должны упражняться…
– В щедрости!..
– Именно! Не надо лезть на пьедестал с пятаком в руке и орать нищему: «Держи, несчастный!». Мы должны быть благодарны этому нищему за то, что он есть, и мы, подавая ему, помогаем самим себе становиться щедрее и совершеннее.
– А знаешь, – говорит Юлия, – в каждом человеке заложена энергия добра, которая увеличивается, когда ты её отдаёшь. Конфуций…
– Знаю-знаю. Ты уже говорила. Ты своим Конфуцием уже… Извини…
– Хм!..
– Юсь, – говорю я, – знаешь…
– Слушай, – вдруг взрывается Юля, – я запрещаю тебе…
Да сыт я уже, сыт твоими запретами! Своими запретами, думаю я, ты медленно режешь мне вены вдохновения и подрезаешь крылья, несущие меня к тебе же! Ты же знаешь – крылья любви!
И больше не слушаю ее:
– Ты не могла бы, – прошу я, – свою щедрость дарить не только всему человечеству, но и мне!
– Пс! Да please
[51]
, да, пожалуйста! Сколько угодно!.. Да, так вот Конфуций благодарил каждого, кому смог помочь, за то, что ему помогли проявить лучшие свои качества. Величие своё он создавал – отдавая.
– Вот! Вот-вот… Вот и мы свое величие должны…
Что на этот раз она хотела мне запретить, я не знаю.
– Ясно-ясно. В чем же трудность? – снова спрашивает Юлия.
О, Sancta simplicitas!
[52]
Если бы я мог это знать. Эта болезнь ведь неизлечима испокон веков и, она смертельно опасна.
– Своим «Юсь» ты делаешь меня бесхвостой, – потом говорит Юля.