– Представляешь, президентом Америки стал-таки афроамериканец!.. Этот Барак!
И снова в трубку:
– Слушай, теперь мы с тобой…
Затем долго молчит, слушая подругу. Затем:
– Слушай, этот Обама, говорят, сегодня популярнее, чем Иисус!
– Вот это-то меня и настораживает, – говорю я, – даже пугает.
Да-да, признаю я, – пугает! Я признаюсь в этом Юле. И дело тут вовсе не в трусости. Просто никто из нас, земных, не может быть популярнее Бога!
Юля молчит.
– Ты уже третий день не бреешься, – говорит она через полчаса.
– Да-да, – говорю я, – предсталяешь?..
– Скажи: что для тебя твоя Пирамида?
– Я уже говорил, – говорю я, – это моя мадам Бовари и моя Наташа Ростова, это…
– Ясно-ясно, – говорит Юля, – ты повторяешься.
Тем не менее, я добавляю:
– Пирамида – это я.
И спешу в ванную комнату.
– А знаешь, – слышу я, – я сама убедилась в том, что твою Пирамиду читают в Массачусетсе, да! И в Кембридже! Да-да! Но они так перевирают идею – ужас!.. Они толком не понимают, что такое духометрия и квантификация… Ты слышишь меня?..
– Да, – говорю я, намыливая пальцами подбородок, – слышу…
– Можно сколько угодно говорить словами, – говорит Юля, – это все будет как об стенку горох. Увидеть! Вот ведь что важно! Не слова, а действия… И узнать масштаб! Ты слышишь меня?..
Я думаю, что Обама как никто другой проникся идеей моей Пирамиды.
– Верно! Поэтому всякие призывы и лозунги, всякие просьбы и даже притчи Христа – вода… И даже угрозы и насилие, и всякие там диктатуры и коммунизмы, – говорю я, – не в состоянии…
– Что же в состоянии? – спрашивает Юля.
Я не могу ответить, так как скоблю подбородок.
– Что же в состоянии? – спрашивает Юля еще раз.
Я просто мычу. Затем:
– Ты же сама сказала: расчет! Квантификация чести, совести, справедливости… Духометрия – вот Путь! Количественная христианизация жизни…
– Этого не поймут даже в Сорбонне.
– И стыд, всечеловеческий стыд! Написанный на каждом лице. Как клеймо. Что ж до масштаба Пирамиды, то она…
– Да, – говорит Юля, – она – грандиозна! Как новая религия.
– Ничего нового. Новый виток понимания, – говорю я, а сам думаю о том, что понимание всегда приходит с опозданием. И радуюсь, что не опоздал с Обамой. Я на него рассчитываю.
– Поэтому, – продолжает Юлия, – я понимаю тщетность моих попыток донести суть, именно поэтому я и пытаюсь делать кино о Пирамиде, и делать его так, чтобы даже тем, кому интересно жить как страусу, засунув голову в песок, было все равно интересно.
– Я ни на йоту не сомневаюсь!
– Я буду лукавить и изворачиваться, но донесу.
– Еще бы!
– И бог мне в помощь!..
– Да и я подмогну, – говорю я, выйдя из ванной. – Ты ж не против?
– Я отчаянно хочу пожелать вам удач и успехов на этом трудном пути к совершенству, и, знаешь…
– Нам, – говорю я, – нам, милая…
– Конечно-конечно… Нам, ну как же! И знаешь…
– Потом, – говорю я, беря ее на руки, – все остальное потом…
– Ты и пахнешь как бог! А что ты думаешь о потлаче? Ни о каком потлаче сейчас я, конечно, уже не думаю.
Глава 15
Ураганный рост наших детей требовал и ураганного усвоения знаний. Отрадно заметить, что вся мировая история, на которую были, так сказать, способны наши няни и педагоги, усваивалась юными головами, как манная каша на крестьянском масле. Мы просто диву давались: мириады исторических дат, миллионы имен, сотни тысяч событий, правила математики, законы физики, химии и биологии…
Скажем, закон биологической целесообразности принятия политических решений для них был так же прост и понятен, как закон повторяемости случайных событий. Любо было смотреть, как они управлялись с задачками по прикладной генетике, строя виртуальные образы тел гениев и уродцев с заданными свойствами. Не вызывал никаких трудностей поиск феноменологических проявлений сложных комбинаций растительных и животных генов. Они легко создавали всяких семихвостых и семидесятиглазых химер с пшеничными колосьями вместо бровей или с пальмовыми ушами, или русалок с рыбьим хвостом, циклопов с кактусами на голове, словом творили, кто во что был горазд. И все им нравилось. Генная комбинаторика оказалась самой излюбенной их игрой. Можно было просто с ума сдуреть от бесчисленных композиций генов, какими были забиты головы этих маленьких творцов и ваятелей. Эти хитроумные Франкенштейны и Леонардо да Винчи поражали на каждом шагу. Юркие умом, они нас и радовали, и настораживали. Как я уже говорил, трудности с обучением были у Эйнштейна. Маленький Эйни не мог для себя уяснить, зачем забивать голову всякими химическими элементами, их атомными весами и электронными оболочками, если все их легко можно было отыскать вялым клюком на клавиатуре карманного notebook'a.
– Эйнштейний, вот смотри…
Справку об Эйнштейне, его краткую биографию, род занятий, основные научные работы и основные положения теории относительности маленький Эйни рассказывал без запинки. Ему нравилось рассказывать об этом больше, чем, скажем, о походах Александра Македонского и границах его царства. Нам это было понятно, но Эйни ведь не знал, что он сам Эйнштейн. Ему и не надо было это знать. Всему свое время. Хотя он мог подвергнуть генетическому анализу и свой геном, и легко установить, не только кто он, но и кто тут есть кто. Кто, например, этот самый Маркс? Или кто, скажем, эта крохотка Нефи, на которую положил глаз дядя Жорж? Всем бросалось в глаза, что Жора покровительствовал не только Нефертити, но сам взялся за воспитание Сары и Таис. И Эйни, крохотный Эйни уже взревновал? Не думаю. Ревность, как свойство натуры, как человеческое качество была искоренена в каждом из них. Не только ревность, но и множество других качеств, скажем, зависть, злость… Их гены были напрочь зарепрессированы, а некоторые, скажем, гены жестокости и насилия, выжжены из генома каленым железом. И навеки вырезаны из генофонда народа. Да-да, навсегда, навеки…
– Какого народа?
– Нашего! Природа не терпит насилия. Наш народ – народ Пирамиды, идет от сердца, от Бога, а не от шального ума строителей светлого будущего. Трудно было поверить, что то, что было задумано когда-нибудь сбудется. Я жил в постоянном страхе, что вот-вот что-то произойдет, случится непредвиденное, какой-нибудь страшный ливень или вулкан, землетрясение, эпидемия чумы или атипичного гриппа, да мало ли что может вдруг взять и свалиться на нашу голову. Бог миловал. Наши дети росли, планы сбывались. Бог миловал. И поскольку дети наши росли как грибы нужно было думать о воспитании. Воспитание и образование – два кита, без которых невозможно воплощение фенотипа личности. Гениальные, на наш взгляд, геномы теперь должны проявиться в качественных фенотипах. Зерно должно попасть в благодатную почву. В этом никого убеждать не надо, все это ясно, как день. Если ты хорошо образован и у тебя царское воспитание, то и царство твое процветает всемерно. Возьми Соломона. Даже тысяча женщин ему не в упрек. Но если ты ни ухом, ни рылом… Скажем, если бы Сталин, эта самая знаменитая, по словам Юры, самая знаменитая посредственность, крепко выучил «не убий», прочитал с пометками на полях Ксенофонта или хорошо усвоил правило золотого сечения, мир был бы другим. Ведь достаточно двух-трех слов («И ты, Брут?!.»), чтобы мир стал добрее. Может быть, он начитался Шекспира? Ведь театр его придуманной жизни – беспрерывная сплошная трагедия. Никто не может сказать убедительно, читал ли он «Витязя в тигровой шкуре». Да, чтобы править страной хорошо, нужно знать, чем уже дышала планета. Опыт жизни людей, поколений – неоспоримо краеугольная штука. Опыт жизни людей… Скажем, атланты. Беспрецедентный пример Атлантиды! Читал ли Сталин Платона? Или Бэкона? Беспримерно завистливый, разве он не завидовал царю атлантов?