– Надо признать.
– Сравнимая с Мунком?
– Мы разные… Его «Крик»… Говорят, его просто сперли. Как коврижку в булочной…
Мы просто наслаждались золотым закатом.
– Сколько стоят твои картины? Или это секрет? – спросила Юля.
– От тебя у меня нет секретов. Мик купил у меня «Прыгающего льва» за 54 тысячи, а Латойя мою «Странную женщину и четыре животных» приобрела за 52 тысячи. А «Святого Георгия и дракона» я продал за 210 тысяч… Вот так-то, вот и соображай…
– И где он теперь, твой «Святой Георгий»? Висит где-нибудь в частной коллекции, и наслаждается им одна-две пары глаз… День, два, три, месяц, год… Но вскоре…
– Картина висит…
– Нельзя каждый день наслаждаться даже котлетами с чесноком, – сказала Юля.
– Котлетами нельзя, но каждый восход солнца по-своему восхитителен. Как и этот закат. К тому же «Георгий» висит в самом центре Праги в самом большом в Европе пассаже, и каждый день ею любуются 20 тысяч человек. Каждый день…
Чтобы что-то спросить, я тоже задал свой вопрос:
– Тебе нравится быть богатым и знаменитым?
Видимо, я был не первый, кто спрашивал его об этом.
– Только богатство позволяет быть щедрым. Человек так устроен, что нищета делает его злым, голодным, жестоким, а богатство освобождает от этих пут.
– Нищета духа – самое большое богатство, сказала Ната.
– Не уверен, не знаю…
– Вот для таких, как ты, – сказал до сих пор молчавший Шут, – для богатых и сытых, для нищих и голодных, для сомневающихся и колеблющихся от дуновения малейшего ветерка и даже от собственного дыхания, мы и строим нашу Пирамиду.
– Да уж! Вы тут такое затеяли! Я вот о чем хочу вас спросить: ваши мужья, жены, дети?.. Где они? Вы же здесь, как в резервации.
– Наши мужья с нашими женами, – сказала Джессика, – что же касается наших детей…
– …то как раз сейчас, – закончил фразу Стае, – на них и отдыхает природа.
– В твоих «Семи смертных грехах» ни капельки грешного, – сказал Стае, – даже огромный фаллос у зеленого черта кажется улыбающимся и миролюбивым.
– Я не просто люблю, я обожаю золото. Золотой солнечный цвет – цвет небесный, божественный. Он воспринимается не только глазами, но и умом. Это цвет Преображения Христа на Фаворе, а разве может быть что-то более восхитительным? Золото ассоциируется не только с изобилием и великолепием, оно – как застывшие слезы солнца.
– Значит, тебе нравится наша затея? – спросила Аня.
– Ваша задумка грандиозна! У меня на Бали свой дом, райский уголок… Пальмы, волны, музыка по душе… Там время останавливается и такое чувство, что и умереть не страшно. Разве можно желать лучшего?
– Значит там твоя Пирамида, – сказала Юля, – и теперь тебе нужно поселиться в ней. Все дело в преображении.
– Юленька, мне нравится ваша Пирамида, вот только как же я откажусь…
– Это будет твой первый шаг…
– Да, я уже думал об этом. Мне нравится и то, что у вас много золота, – улыбнулся Горбачев.
– А скажи, – спросил Жора, – у тебя есть полотно, отражающее наш век? Как символ эпохи?
– Как символ?
Юра задумался.
– Мне кажется, – сказал он, – лучше Мунка никто не смог. Его «Крик», пожалуй… Да, его «Крик». И, конечно, «Герника». Сперва «Герника», потом «Крик», да, пожалуй…
– Ты, значит, тоже с нами? – снова спросила Горбачева Настя.
– Я же сказал, – сказал Юра, – я распишу вашу Пирамиду лучшими красками мира. Это будет величественно и достойно. Но это будет вам дорого стоить.
– Мы за ценой не постоим, – сказал Жора, – если ты сможешь ее назвать.
Итак, мы сдружились. И Шилов, и Никас со своими VIP-персонами…
– Он недавно закончил свою русскую «Мону Лизу», – сказал Стас. – Мне нравится: голубые глаза, распущенные пшеничные волосы… Но главное – свет! Там так много солнечного русского света, что от этого просто слепнешь.
– Никас – наш, – сказал Жора, – а как же!.. Хоть он и всеядный.
– Да уж! Этому пальцы в рот не клади, – сказала Тая.
– С нами теперь и Бахай! – провозгласила Сяо Линь. – Его искусство каллиграфии востребовано нашей Пирамидой, да! Вы бы видели эти полотна! Глаз не оторвать!
– А что Дэмиен Херст, – спросила Юля, – ты давно его видел?..
Юра поморщился, как от кислого.
– Его мертвая акула в формалине… Бррр!.. Да что там акула! Недавно он продал человеческий череп, инкрустированный бриллиантами за баснословные деньги!
– Я бы за этот череп…
– За сто миллионов долларов!
– И кто-то ведь купил этот череп!
Малиновый серп солнца уже почти скрылся за горизонтом, только небо на западе все еще пылало пожаром заката. Кто-то предложил использовать Юрины картины в качестве источника биополя добра и света.
– Пожалуйста, – сказал Юра, – сколько угодно!..
– У нас уже есть целая галерея правителей мира, – уточнила Ната. – Вместе с восковыми фигурами мадам Тюссо, они служат надежным источником биополей множества знаменитостей. Это часть всеобщего нашего банка. Теперь и ты среди них.
– Да, ради бога!..
– И белотелая Елена, – сказал Стае.
– Белотелая?
– Рубенса, – сказал Стае, жуя свои сушеные кальмары, – белотелая…
Почему-то все посмотрели на Юлю. А о Ван-Гоге так и не вспомнили. Ни о Ван-Гоге, ни о Гогене…
Ни о Дали.
Ксения тоже не сказала ни слова.
– Какая Ксения, Лаврова что-ли? – спрашивает Лена.
– Ага, Лаврова! Без нее…
– Вы и ее пригласили?
– Знаешь, Лен, – говорю я, – без нее наша Пирамида никогда бы не состоялась вполне, ага, это она своими красками придала ей такую небесную святость, да-да, просияла ее, рассветила… Да что там рассказывать – это надо видеть!
– Я хочу посмотреть!
– Да, пожалуйста, плиз…
Глава 10
Слежку за нами я заметил еще в городе, когда мы шли с рынка.
– Малыш, – сказал я, – нам нужно поторопиться, нам до ночи нужно успеть…
Я взял ее за руку, она подчинилась моему требованию безропотно: надо так надо! В моей руке не ощущалось тревоги, мы шли как школьники, рука в руке, как счастливая пара с покупками перед свадебным путешествием. Ни я, ни она ни разу не оглянулись, даже когда остановились на перекрестке перед загоревшимся красным, пропуская, словно сорвавшихся с цепи псов, шумно спешащие машины. Не было произнесено ни слова. О том, что вдруг появилась угроза для жизни (Вдруг! Как крик!) она узнала по тому, как я обратился к ней, предлагая свою руку: Малыш! Не Ю, не Ли, не Юль, а Малыш! Это был сигнал тревоги. В таких случаях она верила мне и подчинялась безоговорочно.