Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Мэхэн cтр.№ 116

Весть о сдаче Александрии, довершившей потерю Египта французами, дошла до Лондона через день после подписания предварительного договора. Полагали, что Бонапарт, уже подписывая его, знал об этом событии, которое существенно влияло на степень твердости почвы под его ногами при переговорах. Как бы то ни было, он, без сомнения, был уверен в неизбежности упомянутой сдачи и поэтому поспешил завершить дело так, чтобы Франции, а не Великобритании был приписан великодушный акт возвращения Порте ее владений. Скрыв факт от турецкого уполномоченного в Париже, французское правительство 9 октября подписало договор с ним, которым добровольно приняло на себя обязательство очистить от своих войск провинцию, уже не принадлежавшую ей более. В обмен на это Турция уступила Франции – своему недавнему врагу – коммерческие привилегии, равные тем, какими уже пользовалась Великобритания, единственно морской силе которой султан был обязан возвращением под свой скипетр Сирии и Египта. Эта сделка, заключенная без ведома британского министерства, не была обнародована до ратификации предварительных условий. В то же самое время сделался известным договор с Португалией, подписанный в Мадриде 29 сентября. По предварительному договору с Великобританией португальская территория должна была оставаться неприкосновенной, но по Мадридскому договору к Французской Гвиане была присоединена столь значительная часть Бразилии, что Франция приобрела контроль над северным рукавом Амазонки.

Эти события явились сюрпризами, и притом неприятными, для британских министров. С другой стороны, существование секретного договора 21 марта 1801 года, по которому Испания уступала Франции колонию Луизиану, было известно им, хотя и не объявлено открыто при подписании мира. Несмотря на то что значение этого факта – за которым последовала уступка Франции также и испанской половины Сан-Доминго, – было понято министерством, последнее не сняло с него покрова тайны, которым Бонапарт был рад одеть его, чтобы остаться не разоблаченным. Посланник Соединенных Штатов в Лондоне достал и доставил своему правительству 20 ноября копию с упомянутого договора, который так близко касался его соотечественников. В Англии он сделался общеизвестным не ранее января 1802 года. Речи приверженцев оппозиции были полны мрачных пророчеств о колониальном расширении Франции, рисовали перспективу утверждения наследственного врага Великобритании у устья великой реки Северной Америки благодаря Испанскому трактату и у устья артерии южного материка – благодаря трактату Португальскому, и выражали опасение, что в то же время обширные и богатые колонии Испании, лежащие между двумя этими окраинами, подпадут под контроль Франции вследствие преобладания ее в странах Пиренейского полуострова. На поколение, которое все еще держалось убеждений XVIII столетия в вопросе о колониальном расширении, эти предсказания производили тяжелое впечатление, так как усиливались еще сознанием, что добрая четверть торговых операций, составлявших силу Великобритании, опиралась тогда на Карибскую область Америки, в которую вторглась Франция. Верный мудрому принципу – всегда соразмерять свои военные приготовления с обширностью имевшейся в виду цели, Бонапарт послал на Гаити для восстановления там долго спавшего авторитета метрополии экспедицию, масштаб которой возбудил чрезвычайную тревогу в Лондоне. 4 декабря 1801 года, только через десять недель после подписания перемирия и задолго до заключения окончательного договора, из Бреста отплыли на Гаити пятнадцать линейных кораблей и шесть фрегатов. За ними скоро последовали и другие отряды судов, так что вся сила экспедиции значительно превосходила двадцать линейных кораблей, на которых было свыше двадцати тысяч солдат. Число это отнюдь не было слишком велико для выполнения трудной задачи; наоборот, опыт показал даже, что оно далеко не отвечало требованиям при той убыли в людях, которая была следствием тяжелых климатических условий. Для Великобритании оно, однако, казалось чудовищным. Подозревая цели Бонапарта, эта держава отправила большой отряд судов для подкрепления Ямайской эскадры. Утомленные девятилетней войной и ожидая уже освобождения от службы, команды некоторых кораблей взбунтовались, и казнь нескольких несчастных была одним из первых результатов злополучной попытки Бонапарта восстановить колониальную систему Франции.

Отношение Великобритании к этим отдаленным предприятиям имело характер скорее панического страха, чем обоснованных опасений. Она не приняла в соображение долгого периода, который должен пройти между моментами овладения островами и упрочения положения там французов, так же как и сравнительно безнадежной слабости Франции по отношению к той морской силе, на которую должно опираться обладание колониями. Англичане игнорировали очевидность огромных затруднений, предстоявших французам, и закрывали глаза на расшатанность испанской колониальной системы, тогда быстро приближавшейся к падению. Но если опасение, что близка опасность, – на презрительное отношение к которой давала право Великобритании вся история развития ее морского могущества, – было преувеличено, то не было вопроса в том, что каждый месяц раскрывал такие неожиданные и серьезные перемены в относительных положениях обеих держав, которые, если и не были скрыты Францией добровольно, то наверно не предвиделись британскими министрами. Были ли последние обмануты или просто позволили обойти себя – во всяком случае, с каждым днем становилось более ясным, что равновесие сил в Европе, в котором Великобритания была столь важным фактором, уже не было таким, как в те дни, когда она принесла такие тяжелые жертвы, отказавшись от сделанных ею морских завоеваний для обеспечения status quo на континенте.

В то же самое время необъяснимо замедлилось дело уполномоченных, которые должны были установить в Амьене условия окончательного мира. Британский посланник оставил Лондон 1 ноября и после небольшой остановки в Париже прибыл в Амьен 1 декабря. Французский и голландский посланники прибыли туда вскоре после того, но испанский – не являлся, и под различными предлогами переговоры затягивались. Что это было противно желаниям британских министров, едва ли подлежит сомнению. Они уже принесли всевозможные жертвы, какие только могли. Кроме того, положение выборного правительства, свободно критикуемого народом, который нетерпеливо жаждет восстановления устойчивости в делах, и вынужденного на временные меры для того, чтобы государственный механизм не останавливался в период неопределенности, было слишком неприятно, чтобы можно было предположить вероломство с его стороны.

В то время как проволочки в переговорах еще продолжались, случилось внезапное событие, значительно повлиявшее на равновесие сил. Цизальпинская республика, независимость которой была гарантирована Люневильским договором, приняла к концу 1801 года новую конституцию, составленную под «инспекцией» самого Бонапарта. Делегаты республики были призваны в Лион для совещания с Первым консулом о постоянной организации их государства. Там под его влиянием, как это утверждали, ему было предложено президентство, с функциями еще более обширными, чем те, какими он пользовался в качестве правителя Франции. Предложение было принято 26 января 1802 года, и таким образом власть над Цизальпинской республикой с ее четырехмиллионным населением была захвачена тем же человеком, который уже держал бразды правления во Французской республике. Несколько дней спустя название «Цизальпинская» было заменено на «Итальянскую» – перемена, которую объясняли как указание на притязания Бонапарта по отношению к остальным государствам Италии.