Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 79

По этому же делу арестован легендарный автор операции «Трест», начальник контрразведки ГПУ в 20-х годах и внешней разведки в 30-х годах Артузов. По делу Ягоды казнен и еще один знаменитый чекист дзержинского призыва Глеб Бокий, долгие годы возглавлявший в НКВД засекреченный спецотдел (занимавшийся, кроме технического шпионажа и шифрования, еще и некими оккультными изысканиями). По легенде Бокий, считавший себя поставленным на этот пост Лениным и потому неуязвимым даже для сталинских репрессий, а потому отличавшийся особо дерзким характером и учинявший на даче форменные оргии в стиле римских патрициев, собирал в своем спецотделе НКВД компромат на высшее руководство партии и страны. А потому после его ареста бывшие коллеги-чекисты долго искали некую «тетрадь Бокия» с этими записями, но якобы так и не нашли.

В этой же плеяде казненных в начале 1938 года вместе с Ягодой чекистов были такие известные на Лубянке фигуры, как начальник Особого отдела НКВД Гай, начальник Секретно-политического отдела НКВД (тайная полиция) Молчанов, начальник НКВД Украины Балицкий, начальник Транспортного отдела НКВД Кишкин, начальник Экономического отдела НКВД Миронов (он же при Ягоде был секретарем партийной организации в НКВД), начальник сталинской личной охраны Паукер.

Бывший львовский парикмахер и пленный солдат армии Австро-Венгрии Карл Паукер, сделавший карьеру чекиста-интернационалиста еще в Гражданскую войну, сам совсем недавно лично расстреливал Зиновьева с Каменевым и в лицах пародировал затем перед товарищами на банкете в День чекиста 20 декабря 1936 года их поведение перед лицом смерти. А вот теперь и сам отправился в расстрельный подвал. Еще недавно всесильный и вальяжный чекист, разъезжавший со Сталиным в одной машине и готовый его прикрыть лично собой, а теперь – такой же бесправный и обреченный «враг народа». А если бы не водоворот мировой войны и не революционные вихри, занесшие Карла Паукера в далекую Россию, служил бы спокойно до старости парикмахером в старой опере Будапешта, откуда когда-то мобилизовали на фронт.

Такова была судьба многих чекистов 30-х годов: из палачей прямой дорогой в следующие жертвы. Вместе с Ягодой арестован и позднее расстрелян и его личный друг и сотрудник НКВД Александр Лурье, которому Ягода покровительствовал с их общего прихода в 1919 году в ВЧК и несколько раз восстанавливал на работе в органах и в партии после исключений за сомнительные финансовые махинации. Лурье уже в НКВД при Ягоде возглавлял строительное управление, а к моменту ареста в 1937 году являлся в НКВД председателем спортивного общества «Динамо». Расстреляли по этому делу и начальника центрального совета общества «Динамо» Вениамина Герсона, который в ВЧК с 1918 года был личным секретарем Дзержинского. По делу «людей Ягоды» подобрали даже бывшего начальника ИНО ГПУ Меера Трилиссера, при Ягоде бывшего уже одним из его заместителей в наркомате, хотя Трилиссер ранее именно из-за конфликта с наркомом Ягодой покинул органы госбезопасности и был направлен партией на работу в аппарат Коминтерна. В волне дела Ягоды репрессированы и уничтожены и такие известные чекисты из НКВД, как Волович, Фирин, Коган, Пилляр, Алексеев, Шанин, Кацнельсон, Островский, Пузицкий, Дерибас, Радзивиловский, Фельдман, Стырне, Благонравов, Горожанин, Горб, Аустринь и многие другие.

Начав с центрального аппарата НКВД в Москве, аресты и расстрелы чекистов после ареста Ягоды покатились по всему Союзу. Казнены глава Крымского НКВД Салынь, Карельского НКВД Теннисон, Башкирского НКВД Зеликман, Татарского НКВД Рудь, Восточно-Сибирского НКВД Зирнис, Сталинградского НКВД Раппопорт, Свердловского НКВД Дмитриев, Одесского НКВД Розанов, НКВД республики немцев Поволжья Деноткин, Армянского НКВД Хворостян, Узбекского НКВД Апресян, Казахстанского НКВД Залин, Туркменского НКВД Нодев и многие другие начальники отделов НКВД республик, краев и областей. Далеко не все они расстреляны по официальному приговору суда или даже по упрощенной процедуре «особого совещания» при НКВД. Например, главный карельский чекист Карл Теннисон, пришедший в ЧК еще с первым набором «красных финнов» в 1920 году, как и его коллега у армянских чекистов Виктор Хворостян, попросту забиты насмерть при допросах еще на следствии.

Кое-кто из обреченных чекистов этой плеяды наркома Ягоды не стал дожидаться ареста и покончил с собой. Как это сделал Самуил Черток, тогда начальник Оперативного отдела в ГУГБ НКВД, не так давно сам «незаконными методами» выбивавший на следствии признания в заговоре у членов «троцкистско-зиновьевского блока», – когда пришли арестовывать его самого, Черток выбросился в окно и разбился насмерть. Как такой же смертельный прыжок из окна своего рабочего кабинета на Лубянке совершил сотрудник внешней разведки ИНО НКВД Феликс Гурский, увидев на пороге арестную команду бывших товарищей по службе. Как, не дожидаясь ареста, застрелился замначальника Крымского НКВД Штепа. Как, узнав об аресте своего шефа Ягоды, прямо на рабочем месте застрелился начальник Горьковского областного управления НКВД Погребинский. Когда-то молодому чекисту Матвею Погребинскому на заре ВЧК сам Дзержинский приказал курировать программу борьбы с беспризорностью, назначив главой первой чекистской коммуны для бездомных детей в Болшеве. И вот два десятка лет спустя этот человек выбил себе мозги из табельного оружия то ли в собственной приемной, то ли даже в служебном туалете. Ему, как личному другу и земляку, Ягода на посту начальника управления НКВД в Горьком особенно благоволил, в свое время приставлял Погребинского в качестве главного куратора от ГПУ к вернувшемуся в Союз писателю Горькому. И выстрел в себя только спас Погребинского от долгого и жестокого следствия, по всем документам «заговора Ягоды» в НКВД он на суде заочно проходил в качестве одного из первых заговорщиков.

Некоторые понявшие обреченность чекисты из волны Ягоды сводили счеты с жизнью сами и после ареста НКВД, избегая дальнейших мучений и предопределенной казни. Так поступил после ареста начальник Приморского НКВД Яков Визель, ветеран ВЧК дзержинского призыва и ранее главный представитель ГПУ при спецслужбах дружественной Монголии. Визель отравился заблаговременно припасенным ядом прямо в тюремной камере под следствием.

Так, возможно, покончил с собой и бывший при Ягоде начальником ИНО в НКВД Слуцкий, если он действительно принял яд при вызове к начальству, полагая это приглашением на арест и казнь. Хотя и очень живуча версия, что Слуцкого в числе других руководителей НКВД из команды Ягоды негласно ликвидировали с помощью яда по приказу Ежова, чтобы не способствовать его арестом панике среди зарубежных резидентов и агентуры. Арестованный уже в волне ежовцев начальник отдела спецтехники НКВД Алехин (руководил лабораторией ядов чекистов) дал на следствии подробные показания, что это он по указанию наркома Ежова и его заместителя Фриновского отравил Слуцкого инъекцией цианистого калия. И Ежов под пытками это подтверждал до расстрела – но как этим показаниям верить, особенно если при этом и «убитый заговорщиками Ежова» Слуцкий в 1939 году властью все равно посмертно объявлен «врагом народа», несмотря на его торжественные похороны за год до того на Новодевичьем кладбище.

Сторонники версии об отравлении Слуцкого обычно полагают, что либо Фриновский угостил главного разведчика НКВД отравленным чаем, либо угостил заранее начиненной ядом сигаретой, либо Фриновский с Заковским усыпили его маской с эфиром, а затем уже спящему Слуцкому начальник отдела спецтехники Алехин сделал смертельную инъекцию. Правды о тех событиях уже не узнать, кто мог бы рассказать – давно мертвы сами, а могло у Слуцкого в той удушливой атмосфере страха и действительно просто отказать сердце, он давно болел.