ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Симбирцев cтр.№ 33

В 1964 году Верховный суд СССР пересмотрел приговор и официально снял обвинения с Думенко и с четверых расстрелянных вместе с ним подельников по этому делу, подтверждая, что в этой истории времен Гражданской войны не все чисто. И действительно, обвинение в плане перехода на сторону белых и открытия фронта для них из-за личных обид Думенко на советскую власть выглядит явной натяжкой. Все остальные обвинения Думенко в этом суде не были совсем уж взяты с потолка: он действительно был ярким представителем «красной партизанщины», не слишком идейно подкованным лихим рубакой, открыто презирал комиссаров в своих войсках, смачно высказывался по поводу Троцкого, выбросил со зла врученный ему тем орден Красного Знамени. Частично все это Думенко и сам признал в трибунале, как и разложение с мародерством части своих бойцов, сказав на суде: «Не ангелы у меня в корпусе сидели на конях, не ангелы, а некоторые вообще дьяволы», но отрицая до конца контрреволюционный заговор в своем штабе и свою причастность к темной истории со смертью Микеладзе. Но в его деле и участии в нем ЧК важно не это, а то, что все подобное тот же Думенко спокойно допускал и в 1918–1919 годах. И так же гонял своих комиссаров, и так же лаялся с Троцким, и так же его многие соратники в шутку или всерьез прочили в Бонапарты российской революции. Но все это (включая несколько нелепое для этого бывшего вахмистра царской армии обвинение в «бонапартизме», ведь он всего-то командовал одним из корпусов РККА) в вину ему поставили вплоть до расстрела только в начале 1920 года. Когда его же корпус уже загнал деникинцев и белых казаков за Дон, а исход войны был почти предрешен.

А таких случаев в анналах Красной армии времен Гражданской войны множество. Командир Второй конной армии и главный в Гражданскую «красный донской казак» Филипп Миронов, громивший белые войска на Дону и в Крыму, до конца большевиком так и не стал, грезя будущей автономией донских казаков в Советской России. В 1919 году он возглавил мятеж казаков в своей армии, узнавших о казачьем геноциде в их родных станицах. Тогда красные войска оружием подавили выступление казаков Миронова, а сам он был арестован чекистами, но исход Гражданской войны еще не был ясен, Миронова советская власть тогда амнистировала и дала ему прежнюю должность, направив добивать армию Врангеля в Крыму. К тому же Миронов и приговоренные с ним к смерти десять ближайших соратников по его восставшему Донскому корпусу на суде трибунала утверждали, что просто без приказа повели корпус из мест его формирования под Саранском на фронт против Деникина, прорвавшегося тогда под Орел и Тамбов.

В 1921 году, когда война на юге России практически была уже закончена, за старые грехи и по доносу об очередных казачьих «самостийных проектах» Миронов арестован на Дону ЧК вторично. Как показывают документы мироновского дела, в ЧК за время боев за Крым не забыли о подозрительно свободолюбивом казачьем командарме. По приказу начальника Донской ЧК Бурова за слишком популярным в станицах казаком установили постоянную слежку, прослушку в его вагоне-пульмане, а в окружение внедрили сразу нескольких осведомителей. Именно по доносу тайного агента чекистов Скобиненко Донская ЧК в феврале 1921 года арестовала Миронова за слишком резкие выступления в личных разговорах со станичниками. Заместитель начальника Донской ЧК Мышатский арестовал командарма прямо у того дома и спецвагоном под охраной чекистов отправил в Москву, где Миронов сразу с вокзала и после допроса на Лубянке отправлен в камеру Бутырской тюрьмы. В отличие от дела Думенко здесь даже скорого суда не было, не утруждая себя законодательно-процессуальными тонкостями, Миронова просто застрелил в Бутырской тюрьме конвоир выстрелом с вышки во время прогулки по тюремному двору. Жизнь еще одного казачьего вожака, заблудившегося в дебрях большой политики, оборвалась в застенках ЧК. Не помогли даже письма в защиту «заблуждавшегося» красного полководца Миронова от руководителей РККА, включая самого Фрунзе. При этом о тайном убийстве Миронова в Бутырке ВЧК не распространялась, никакого официального объявления или приговора не было, и вдова Миронова уже в конце 1922 года писала письмо председателю ВЦИК Калинину с просьбой объяснить, где находится ее арестованный ЧК супруг, хотя того уже больше года не было в живых.

Схожа с историями Думенко и Миронова и эпопея безусловно талантливого в военном плане, но авантюрного по характеру и анархического по взглядам на жизнь еще одного русского казака Ивана Сорокина. Бывший военный фельдшер и казачий хорунжий в царской армии, Сорокин в 1918 году был самым прославленным красным командармом. Пока он на посту командира 11-й красной армии громил и теснил деникинских «добровольцев» на Кавказе, он был советской властью обласкан и на сорокинские самодурства закрывали глаза. Стоило ему в конце 1918 года потерпеть первые неудачи в боях с окрепшими деникинцами и не исполнить очередной приказ красного командования (небесспорный с военной точки зрения: оставить белым весь Кавказ и отходить на помощь осажденному Царицыну в низовья Волги) – ему все припомнили сразу. Во всей последующей советской литературе о Гражданской войне успехи Сорокина 1918 года на фронте были затерты между строк, а первым делом всюду сообщалось, что он «авантюрист и прохвост, достойный пули». Пуля ждать себя не заставила. В октябре 1918 года было решено отстранить Сорокина от командования 11-й армией РККА, а Ставропольская ЧК получила тайный приказ «изъять его» – был тогда такой термин у чекистов времен Гражданской войны, не суливший «изымаемому» ничего хорошего.

Здесь Сорокин взбунтовался по-настоящему, сыграл на опережение, сам с верным окружением захватил и расстрелял своих комиссаров, а также главу Ставропольского крайкома большевиков Крайнего и главу местной ЧК Рожанского, которому и было поручено «изъять» Сорокина. Заодно Сорокин в ходе тактического спора о наступлении на белых, совсем сорвавшись, застрелил и заспорившего с ним командира Таманской армии красных Матвеева. Объявив всех казненных им «белыми шпионами», Сорокин попытался по примеру Миронова добыть себе амнистию у советской власти, его армия продолжила наступление, отбила у белых Ставрополь и устроила там жуткую резню, словно Сорокин пытался кровью «контры» смыть все обвинения ему. Но бывший тогда главой Реввоенсовета на этом фронте Киров приказал ЧК вторично попытаться «изъять» Сорокина, решено было даже взорвать поезд неуправляемого командарма. Узнав об этом, Сорокин с конвоем выехал в Ставрополь, но там арестован чекистами и подчинившимися им красноармейцами. Как и Миронов, командарм-бунтарь Сорокин безо всякого суда убит в тюрьме. Понимая двусмысленность расправы с бывшим красным командармом, уже тогда, что характерно, чекисты запустили слух о том, что с Сорокиным самочинно расправился кто-то из его бывших бойцов в отместку за творимые им ранее в армии массовые расстрелы или из бойцов-таманцев убитого им ранее командарма Матвеева.

Точно так же собирались покончить с командиром красных казаков на Кубани – Иваном Кочубеем, похожим по стилю поведения на Сорокина с Мироновым. Узнав о приказе от защищаемой им советской власти на собственный арест, Кочубей бежал в кубанские степи, где, скитаясь, больной тифом, попал в плен к белым и был за старые грехи перед ними повешен в марте 1919 года в станице Святой Крест (сейчас это ставропольский городок Буденновск, печально известный по кровавому рейду сюда чеченского террориста Басаева летом 1995 года). С этим «красным батькой» Кочубеем, можно сказать, расправились косвенно руками врага, хотя, не побеги он в степь, вместо белой петли только получил бы чекистскую пулю, как Сорокин с Мироновым.