Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Мертц cтр.№ 57

Первые шаги Азиру в борьбе против этих «предателей», в числе которых были лояльные прибрежные города Северной Сирии, оказались успешными и не встретили сопротивления. Однако даже города, которые не почувствовали тяжелой руки аморейского князя, не питали иллюзий относительно его намерений. Старейшины богатого города Тунипа направили фараону красноречивую мольбу о помощи, продиктованную страхом и отчаянием:

«Кто прежде ограбил Тунип, не будучи ограбленным Тутмосом III? Когда Азиру войдет в Симиру, Азиру сделает с нами, что пожелает, на территории царя, нашего повелителя; и об этих вещах нашему повелителю придется пожалеть. А теперь Тунип, твой город, и слезы его текут, и нет помощи для нас. 20 лет мы взываем к нашему повелителю царю, царю Египта; но не пришло к нам ни слова – нет, ни одного!»

Неприятности начались при Аменхотепе III, но Эхнатон не предпринял шагов, чтобы исправить ошибки своего отца. Симира пала, как и боялись старейшины Тунипа; город Сидон, не видя помощи из Египта, договорился с Азиру и помог ему в атаке на Тир. В скором времени пали все средиземноморские города, подвластные Египту, за исключением Библа.

К этому времени правитель Библа, пожилой вельможа по имени Рибадди, был крайне обеспокоен. Он писал своему повелителю Эхнатону о деяниях Азиру, и он знал, что Библ будет следующим. После падения Симиры его письма исполнены жгучей страсти, и можно только дивиться настойчивости, лояльности и упрямому мужеству старого князя.

Очевидно, эти письма не дошли до Эхнатона. Азиру имел друга при его дворе, и этот человек, занимавший полезный пост главного дворецкого, как-то ухитрялся скрывать истину о том, что происходило в Сирии. Его имя было Туту или Дуду – имя, которое должно быть написано кровью рядом с именами таких предателей, как генерал Арнольд и М. Квислинг. Азиру и сам был интриганом не хуже; он даже убедил офицера египетской армии, расквартированной в Галилее, в том, что Рибадди предатель, и уговорил его послать египетских наемников атаковать Библ! После такого удара в спину город, естественно, восстал против Египта и изгнал Рибадди, передав его скипетр и его семью в руки Азиру. Мужественному Рибадди удалось вернуть Библ, но положение его было безнадежным. Азиру процветал, как процветают злые и порочные в пословицах, несмотря на то что его вызвали в Египет, чтобы дать объяснения наконец проявившему подозрительность царю. Корабли врагов Рибадди блокировали город и отрезали источники снабжения; даже жена старика умоляла его покориться Азиру. И все же он держался, прося всего 300 человек, чтобы помочь ему удержать город. На это письмо, как и на другие, не было ответа. Библ пал, и голос Рибадди более не слышен в архивах Египта.

На юге ситуация была столь же отчаянной, хотя опасность здесь была другой – полные ярости налетчики пустыни, которых называли хабиру. Эти люди интересовали историков из-за этимологического сходства их названия с евреями. Вероятно, хабиру были скорее сплавом различных этнических групп, чем отдельным племенным целым, но они вполне могли включать людей с еврейской речью и обычаями. Они не были цивилизованным народом, как египтяне и хетты, но они были могучие воины, и крепости Палестины, ослабленные годами небрежения при Аменхотепе III, падали перед ними, как колосья под серпом. И снова никакой реакции Эхнатона!

«Если войска не придут и в этом году, – писал Абду-Хеба, египетский наместник в Иерусалиме, – все владения царя, моего повелителя, погибнут. Если нет войск в этом году, пусть царь пошлет своих людей выручить меня и моих братьев, чтобы мы могли умереть с царем, нашим повелителем».

Мы не знаем, удалось ли Абду-Хеба достичь Египта или он погиб под руинами своего города, но Иерусалим пал, Мегиддо пал, и большая часть азиатских владений Египта оказалась полностью для него утерянной.

Историк здесь не может не спросить: что же за человек был Эхнатон, если он смотрел, как уходит в песок его империя, и даже не шевельнул пальцем, чтобы ее спасти? Если он был идеалист и пацифист, как полагают некоторые египтологи, как мог он бесстрастно наблюдать смерть своих подданных и предательство вассалов?

Определенного ответа нет, как нет какого-либо объяснения мотивов Эхнатона. Подлинные факты о войне в Сирии, быть может, не доходили до него. Деятельность сложной бюрократической машины сама по себе является превосходным экраном против истины, и вокруг трона, кажется, были предатели. Но даже при этом – с учетом плохих коммуникаций, обмана, бюрократической волокиты – Эхнатон ничего не предпринял, исходя из свидетельств, которые мгновенно бросили бы его предка Тутмоса III в поход с армией за спиной.

Трудности за рубежом, недовольство дома; подземный шорох потенциальной катастрофы должен был, наконец, достичь ушей Эхнатона, глухих ко всем звукам, кроме гимнов своему богу. Какое конкретное событие или цепь событий привели его к пониманию опасности, мы можем только гадать, но в течение двенадцатого года его царствования появляются признаки перемен. Сон продолжался целых шесть лет.

На двенадцатый год правления мать Эхнатона, царица Ти, прибыла в Эль-Амарну с государственным визитом. Возможно, проницательная старая дама нашла необходимые слова предупреждения для своего ослепленного сына. Она жила в Фивах и была слишком умна, чтобы не замечать признаков недовольства. Фивы были центром культа Амона, и его бездомные, дискредитированные жрецы должны были стать самыми опасными врагами нового бога и его царственного ревнителя. Бесхитростная масса простого народа, сбитая с толку странными догмами, заменившими старые, проверенные веками защитные силы жизни и смерти, могла обрести голос. Третьим источником дисгармонии была старая фиванская аристократия, оттесненная выскочками, воздававшими лицемерные почести Атону. Если слова о лицемерии покажутся вам циничными, мы должны напомнить, что некоторые из самых любимых придворных Эхнатона жили и процветали после его смерти, при воскрешенном Амоне. Его фаворит, вельможа Эйе, со временем наследовал Тутанхамону как Гор, господин Двух Земель. А наследником Эйе был Харемхеб, служивший при Эхнатоне.

Во всяком случае, Эхнатон начал наконец понимать, что все идет плохо. Одной из наиболее насущных проблем была проблема наследника. У него было шесть дочерей, но женщина не могла держать трон Гора одна. Он должен был искать наследников, выбирая мужей для своих дочерей.

Старшая дочь, Меритатон, вышла замуж за молодого вельможу по имени Сменхкара, о его родителях ничего точно не известно. Стройный, хрупкий на вид юноша, он мог быть собственным сыном Эхнатона от младшей жены или наложницы.

Вскоре после его коронации в качестве соправителя Эхнатона Сменхкара и его супруга отбыли в Фивы. Этот мальчик был одним из самых эфемерных фараонов Египта, но мы знаем, что он вновь основал храм Амона в Фивах. Факт мелкий, но значительный, ибо он означал компромисс. Эхнатон, чьи клятвы навечно удерживали его в границах города Атона, послал своего сына и дочь в цитадель Амона для примирения. Конкретная угроза, заставившая Эхнатона пренебречь своими обещаниями, если она и была, неизвестна. Возможно, с возрастом практичность сменила идеализм или изолированность фараона от политического центра Египта позволила разрастись беззаконию и беспорядку, которые с запозданием привлекли его внимание. Мы можем только гадать. Но мне трудно поверить, что взгляды Эхнатона изменились. Фанатизм или идеализм такого накала, что вдохновили глубокое искоренение вневременной религии Египта, обычно переживают человека, который держится таких убеждений.