Окружение Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Рой Медведев cтр.№ 58

И вновь обратимся к свидетельству А. И. Микояна, относящемуся к все тому же дню 15 октября 1941 года:

«В Совете по эвакуации мы все время проверяли ход выполнения решения. Каганович, который составил план отъезда наркоматов, звонил чуть не каждый час, докладывая, как идет процесс эвакуации. Все было организовано очень быстро, и все шло нормально» [297] .

Утром 16 октября отправлявшиеся на работу москвичи вдруг обнаружили, что метро закрыто. Это оказалось наиболее явным и красноречивым признаком серьезности положения и вызвало панику. Во второй половине дня метро вновь пришлось открыть, чтобы как-то успокоить людей.

В. И. Рыхлов, начальник политотдела одной из железных дорог, провел весь этот день на Казанском вокзале, с которого шла эвакуация в Куйбышев. В середине дня ему сообщили, что отправка одного из эшелонов задерживается из-за конфликта: «У одного из вагонов суматоха… Вижу: одна половина загружена мебелью, домашними вещами, а на второй — генерал НКВД, его жена, двое детей.

— В чем дело, товарищ генерал? — спрашиваю его.

— Мне товарищ Каганович лично выделил вагон, — раздраженно говорит он. — И вы ответите за самоуправство.

— Не знаю, разрешил ли Лазарь Моисеевич, — делаю упор на имени и отчестве наркома, — а начальник станции справедливо требует разместить людей на свободной половине.

— Я не могу позволить…

— Тогда отцепляйте этот вагон и прицепляйте другой, — приказываю начальнику станции. — Вы срываете график отправления поездов.

Генерала смутил такой поворот дела:

— Пусть размещаются…»

Ни этот генерал, ни сам Каганович в дальнейшем не мстили Рыхлову за принятое решение.

К вечеру обозначилась новая проблема: массовая отправка эшелонов из Москвы на восток привела к нехватке вагонов для продолжения эвакуации. У Рыхлова состоялся разговор с начальником дороги:

«— Собирайте с линии электросекции, готовьте из них поезда по 12 вагонов.

— Иван Федорович, — спрашиваю, — а чем же будем доставлять в Москву рабочих из пригородной зоны?

— Ты, Василий Иванович, философию не разводи. Это приказ Кагановича, и если вы не выполните его, знаете, чем это грозит?» [298]

Вместе с другими наркомами Каганович отбыл в Куйбышев. Вернуться в прифронтовую столицу ему было суждено лишь в следующем, 1942 году.

Зима, самое трудное для железнодорожников время, была в 1941/42 году особенно суровой. Положение на транспорте было критическим. К декабрю для замены дефектных рельсов требовалось 846 километров новых рельсов, а получили железнодорожники лишь 8 квадратных километров. Из-за нехватки угля простаивали сотни паровозов. Многие вагоноремонтные заводы были перепрофилированы на производство военной продукции. В январе по сравнению с декабрем общая погрузка снизилась на 3295 вагонов, а выгрузка — на 3813 вагонов. Северная железная дорога, перевозившая грузы, поступавшие из Великобритании и США, была, по выражению А. В. Хрулева, «близка к параличу» [299] .

Но Каганович еще пытался участвовать в развитии всевозможных «починов снизу», ограничиваясь, правда, лишь короткими одобрительными телеграммами на места [300] .

14 февраля при ГКО был образован Транспортный комитет, председателем которого стал Сталин, а его заместителем — не Каганович, а А. А. Андреев. Каганович же оказался лишь одним из членов комитета [301] .

Тогдашний начальник Военных сообщений И. В. Ковалев свидетельствовал: «Обстановка на железных дорогах в феврале-марте 1942 года по-прежнему оставалась напряженной. Несколько раз вопрос об этом рассматривался на заседаниях Транспортного комитета. Л. М. Каганович признавал серьезность положения, заверяя, что примет необходимые меры, однако вновь возвращался к своему излюбленному методу „мобилизации масс“ — частым и продолжительным совещаниям — „накачкам“, и УП ВОСО было вынуждено направить в ГКО записку „О тяжелом положении на железнодорожном транспорте, грозящем остановкой всего движения“… ГКО решил освободить Л. М. Кагановича от обязанностей наркома [302] ».

25 марта, накануне особо важного военного совещания, определившего советскую стратегию на будущее лето, Каганович был отстранен от должности наркома путей сообщения. Было заявлено, что он «не сумел справиться с работой в условиях военной обстановки». ГКО при этом принял постановление «Об НКПС», критиковавшее работу Наркомата [303] . Руководителем НКПС стал по совместительству начальник тыла Красной Армии А. В. Хрулев.

Каганович не был арестован, не был отстранен от государственных дел, но положение его стало очень тревожным. По-видимому, в печати совершенно перестали упоминать многочисленные объекты, носящие его имя (это наблюдение требует, впрочем, дальнейшей проверки). Летом он был назначен членом Военного совета Северо-Кавказского фронта, и после знаменитого приказа Сталина № 227 — «Ни шагу назад!» — вводившего штрафные роты и заградотряды, Каганович вылетел на юг с особой миссией: наладить работу военной прокуратуры и военных трибуналов. В отличие от Хрущева, он задержался на фронтовой работе недолго. Так, в конце лета 1942 года он руководил ликвидацией нефтепромыслов на Северном Кавказе, оказавшихся под угрозой захвата фашистами. Вот как описывает эти события их участник — Николай Байбаков [304] : «Не успел я доехать до станицы Апшеронской, как меня тотчас разыскал член Военного совета Каганович и дал команду приступить к ликвидации промыслов. Теперь пришлось это делать вблизи немцев, когда они уже подошли к станице Апшеронской, где начинались нефтяные промыслы Краснодарского края. Электростанции в Апшеронской уничтожили под автоматным и пулеметным обстрелом гитлеровцев… В Хадыжах взрывники и специалисты-нефтяники подчищали последние „мелочи“, когда прибыл Каганович. Сюда перебазировался штаб фронта из станицы Белореченской, и Каганович на правах члена Военного совета осматривал промыслы. Ни одна скважина уже не работала, наземное оборудование — компрессорные, станки-качалки, подстанции — было в основном демонтировано. Остальное подлежало уничтожению. Дотошно ознакомившись с одной из ликвидированных скважин, Каганович поинтересовался: „Сколько потребуется времени, чтобы снова пустить скважину?“ „Трудно сказать“, — ответил я. Ровно через сутки наступила критическая необходимость уничтожить все, что еще подлежало уничтожению. С промыслов сообщили мне, что в районе Кабардинки появились немецкие части, идет перестрелка, уничтожаются последние объекты. Учитывая близость немецких войск к штабу фронта, я срочно сообщил Кагановичу о том, что есть угроза прорыва немцев в районе Хадыжей, где находился штаб фронта. „Что вы паникуете!“ — закричал по телефону Каганович. „Посылайте разведку, убедитесь!“ — „Войска надежно держат район!“ — не слушая возражений, кричал он. Однако не прошло и пятнадцати минут, как был дан приказ о срочной эвакуации штаба фронта в Туапсе. Мы остались уничтожать промыслы и только когда взорвали последний объект — электрогазо-станцию, двинулись по Малому Кавказскому хребту…» [305]