– Значит, так: когда подходила к лавке, я увидела, как они оттуда выходят, герцог Халфорд и Полина Симмз. И мне все стало ясно.
Колин вздохнул. Ему не хотелось затрагивать больную тему, но в то, о чем говорила Минерва, верилось с трудом.
– Ты была в очках?
Она обиженно на него посмотрела.
– Разумеется, я была в очках.
– И все же ты могла ошибиться.
– Я не ошиблась, Колин. Ты что, мне не веришь?
– У меня нет и тени сомнения в том, что ты веришь, будто их видела. – Он взял ее руки в свои и нежно погладил. – Но все же я думаю, что тебе показалось.
– Верно то, что двух более разных людей нет на свете, – согласилась Минерва. – Герцог – олицетворение зла, а Полина сама доброта.
– Ну, противоположности сходятся, как говорится. Скажу больше: их зачастую тянет друг к другу. Так что, вполне вероятно, никакого насилия со стороны герцога не было, все произошло по взаимному согласию.
– Возможно, ты прав, – задумчиво протянула Минерва.
– И потому, прежде чем брать на себя миссию спасателей, давай проанализируем факты. Во-первых, у Полины едва ли хватило бы средств на дорогу в столицу. Во-вторых, зная Халфорда, не могу представить, чтобы он интересовался книжной продукцией. И наконец, – он нежно погладил ее по носу, – ты недавно жаловалась, что тебе нужны новые линзы для очков. Так что разумнее всего предположить, что ты ошиблась.
– Колин…
– Тем не менее, – поспешил заверить ее муж, – я готов сделать все, чтобы ты успокоилась. Сегодня же наведу справки, узнаю, какие слухи ходят о Халфорде.
– Вот это хорошая мысль. А я нанесу визит Сюзанне и лорду Райклифу. Если в Спиндл-Коув что-то случилось, то они точно об этом знают.
– Ну вот и славно. А если наше расследование ни к чему не приведет, мы в порядке эксперимента завтра без предупреждения навестим герцога в его лондонском доме.
Минерва кивнула, но Колин увидел на глазах у нее слезы.
– Моя милая Мин, ты действительно так переживаешь?
– Нет, это я от благодарности. О, Колин, я так горжусь тобой! Ты всегда меня понимаешь и поддерживаешь.
Глава 16
Остаток дня Гриффина прошел в хлопотах. Чтобы поместья давали доход, нельзя пускать дела на самотек, но все эти совещания с нотариусами, поверенными, агентами по недвижимости были словно пушечные ядра в клети, но, тяжелые, объемные, они все же не занимали ее целиком, и в каждую щель пробивались мысли о Полине.
Кое-как он дожил до раннего вечера, когда ему ничего не оставалось, кроме как отдать себя в руки слуги, и через час вышел из своих покоев гладко выбритым, при полном параде и совершенно не готовым к тому, что предстало его взору.
Господи!
Он лишь взглянул на нее и понял, что пропал. Вечер обернулся провалом еще до того, как начался. Никто в жизни не поверит, что перед ним простая деревенская девушка. Во всяком случае, сегодня, в платье из темно-розового шелка, с многослойными струящимися юбками, каскадом опадавшими к полу от плотно прилегающего с открытыми плечами лифа. Перчатки по локоть были идеально подобраны по оттенку к платью, волосы, хоть завитые и подколотые, смотрелись на удивление естественно и при этом элегантно. Пожалуй, Флер не зря ела свой хлеб.
И держалась Полина как истинная леди: гордая осанка, спокойный открытый взгляд… Ее обнаженные плечи казались изваянными из лунного света. Изящная, умиротворенная, таинственно-женственная. В углублении декольте чувственно мерцают аметисты, играя острыми гранями.
Гриффу пришлось напомнить себе, что не всегда он был праведником и видел немало красивых женщин, одетых куда роскошнее ее, с драгоценностями богаче тех камней, что мерцали у нее на груди. Не могла Полина Симмз превзойти их и красотой, но отчего-то сейчас казалась ему самой лучшей, восхитительной.
Вряд ли он смог бы сказать, в чем именно ее превосходство над другими, выделить какую-то черту лица, какой-то жест, и все же…
«Это она. Я принимаю ее», – выстукивало сердце.
– Ну, что скажете? – ворвался в его мысли ее голос.
Наконец он заставил себя посмотреть ей в глаза – ярко-зеленые, по-кошачьи чуть раскосые, умные глаза, в которых сейчас отчего-то плескалась тревога и такая трогательная беззащитность.
Как же дать ей понять, что он лишился дара речи?
Полина приподняла бровь.
«Она ждет твоей реакции. Реагируй, но не переусердствуй. Доза должна быть умеренной: пара слов, не больше – и выбирай слова тщательнее».
В итоге он лишь хмыкнул – вот черт, и впрямь онемел.
Полина в недоумении заморгала.
– Что… что с вами?
Гриффин откашлялся и на сей раз внятно произнес:
– Хорошо. Я сказал «хорошо».
Очаровательный румянец окрасил ей щеки, но, кажется, она ждала еще чего-то, потому что вид у нее был слегка растерянный, и она кусала губы.
– В каком смысле «хорошо»? В смысле плохо, что отвечает нашим целям, или на самом деле хорошо, и вы этим недовольны?
Грифф вздохнул. Что он должен был ей сказать? «Хорошо, в смысле «господи, ты вся светишься, ничего чудеснее тебя я в жизни не видел, поэтому лишился дара речи и стою перед тобой дурак дураком». Такой ответ тебя устраивает?»
– Хорошо в смысле хорошо. Я вполне доволен.
Она криво усмехнулась.
– Тогда это… хорошо.
Более бессмысленного диалога он себе и представить не мог – разве что в сильнейшем подпитии.
– Цвет не слишком вульгарный? – нервно касаясь пальцами юбки, спросила Полина. – Продавец сказал, что этот цвет называется «роза в росе», а ваша матушка ему возразила, что это скорее «морозная ягода». А вы что скажете?
– Я мужчина, Симмз. Если только речь не идет о женских сосках, я не вижу разницы.
Она укоризненно поджала губы.
– Как ни назови этот оттенок, он вам идет. – «Слишком идет», – добавил про себя Грифф, и натянув черные вечерние перчатки, забрал у слуги шляпу. – Пойдем.
Экипаж уже ждал перед домом, и Гриффин обернулся к Полине: очевидно, она нуждалась в его помощи. В этих громоздких юбках особо не разбежишься. Без тени колебаний она приняла протянутую им руку и крепко пожала. Теплое пожатие ее затянутых в атлас пальцев произвело на него впечатление удара молнии, его даже слегка качнуло. Еще неизвестно, кто кого будет поддерживать. Как бы там ни было, он помог ей сесть в карету, а сам занял место напротив и отвернулся к окну. Необходимо взять себя в руки, ведь главные испытания впереди.
Когда они подъехали к реке, на город уже опустились сумерки, туман сгустился, и в воздухе веяло таинственностью и романтикой. Как ни старался, оградить себя от воздействия этой особой атмосферы Гриффин не мог.