Небо над Дарджилингом - читать онлайн книгу. Автор: Николь Фосселер cтр.№ 78

Вовсе не патриотические чувства заставляли сипаев идти в армию. Они были профессиональными солдатами, и это ремесло (помимо денег) давало им уважение, честь и социальный статус. Они гордились своим делом и знаменами полков, в которых служили, как индусы других каст гордились своими плугами и кузнечными молотами. Их слепая преданность изумляла англичан. Сипаи с готовностью отдавали жизни за Ост-Индскую компанию только потому, что та кормила их и платила им жалованье, и потому, что ей служили командующие ими офицеры.

Но по мере расширения колониальной империи и распространения в Индии достижений западной науки и техники это доверие рушилось все больше. Когда какой-нибудь не имеющий прямых наследников правитель умирал, его земли немедленно аннексировали английские власти. Так, в 1856 году потеряло независимость королевство Ауд, из которого происходило большинство сипаев. Эта практика вызывала недовольство оставшихся ни с чем родственников покойных раджей. Обиженные всячески стремились досадить чужеземным захватчикам, в том числе и путем распространения слухов, зачастую не имеющих под собой никаких реальных оснований.

Многие до сих пор еще свободные государства опасались стать жертвами британской аннексионной политики. То же касалось и крупных землевладельцев, в отличие от их бедных арендаторов, которым новая власть обещала куда больше прав.

Но европейская наука и техника уверенно завоевывали полуостров: уже пыхтели, исходя дымом, стальные кони на проложенных специально для них железнодорожных путях, открывались современные больницы, на многие мили тянулись телеграфные кабели. Все это предвещало наступление эры просвещения и ставило под угрозу власть брахманов. Вдобавок ко всему англичане стали исправлять законы, по которым тысячелетиями жило индийское общество: был запрещен обычай сати, вдовы получили разрешение повторно выходить замуж, сменившие веру отныне сохраняли право наследования имущества родителей, заключенных вынуждали принимать пищу вместе, а не готовить блюда лично себе, как предписывала религия.

Убежденные в своей правоте, колониальные «просветители» беззастенчиво вмешивались в исконные индийские традиции и обряды, чем, сами до поры того не осознавая, начали подрывать и собственную власть, тем более что к тому времени сокрушительные поражения в Кабуле и Крыму опровергли миф о непобедимости Империи. Постепенно недовольство брахманов и кштариев проникало и в другие слои индийского общества, где до поры оно бродило, словно опара на дрожжах, готовая в любую минуту политься через край.

Был жаркий весенний день. Облака, которые ветер пригнал с гор, не заглушали палящего солнца. Ночью прошел дождь, и теперь на блестящих чайных листьях дрожали изумрудные капли. Тяньцзин отломил почку с верхней части кустарника и, растерев между пальцами, понюхал ее. Ян блаженно улыбался, залюбовавшись беззаботно порхающими над кустами бабочками. За прошедшую зиму мальчик сильно вытянулся и выглядел слишком рослым для своих двенадцати лет. Только вчера мать заметила, что единственные штаны стали ему коротки и, повздыхав, поручила Мире Деви купить в деревне ткань на новые.

Яну было совестно. Он знал, что меньше чем через подгода у них с Эмили появится младший братик или сестренка. В последнее время мама чувствовала себя не очень хорошо, и Ян предпочел бы не нагружать ее лишней работой.

Бабочки полетели в направлении дворцовой стены. Там, по склону холма, поднималась Мира Деви в голубой курте и красных штанах. Концы легкой дупатты, полностью покрывающей ее седую голову, развевались, как знамя. Мира Деви торопилась. Она споткнулась, потом упала, поднялась снова, придерживая ушибленный бок, и голос, которым она позвала Ситару, заставил Яна вздрогнуть от ужаса. Не обращая внимания на удивленную физиономию китайца, мальчик стремглав понесся к дому.

На кухне Мира Деви, задыхаясь от волнения, что-то говорила матери. Ситара, бледная как смерть, стояла у плиты с поварешкой в руке. Под ее ногами в луже супа валялась разбитая глиняная миска. Эмили испуганно жалась к стене, прижимая к груди сшитую Мирой Деви тряпичную куклу. Страх сжал горло маленького Яна, прежде чем он успел понять, что произошло.

– Раджпуты в городе… вас ищут… – повторяла Мира Деви на кангри.

Хотя Ян и был на четыре года старше своей сестры, понимал он немногим больше ее. Именно поэтому их обоих отправили в специально оборудованную для детей комнату и велели ждать. За стеной шумели взрослые. Родители, дядя Мохан, Мира Деви со своим мужем, работавшим с Тяньцзином в саду, и сам Тяньцзин о чем-то громко спорили. Однако, как ни вслушивался Ян в жуткую смесь хиндустани, кангри и английского, он так и не смог разобрать, в чем дело. Прижавшись друг к другу, дети сидели на кровати, на которой обычно спали, на вышитых руками Миры Деви подушках, и Эмили насквозь промочила слезами рубашку брата. Наконец за стеной раздался стук, словно кто-то грохнул кулаком по столу.

– Но куда… черт возьми? – в отчаянии закричал по-английски отец.

А потом все стихло, и это молчание напугало Яна больше, чем возбужденные голоса взрослых. Выдержав паузу, они снова заговорили, на этот раз нерешительно и робко. Мальчика словно парализовал страх, какого он не испытывал никогда в жизни. Он знал, что скоро случится нечто, что изменит все. Тем временем Эмили успокоилась, ее дыхание стало глубже, и она уснула под растерянное бормотание брата, утешавшего скорее себя, чем ее. Ян гладил светло-каштановые волосы сестры, с надеждой глядя на дверь. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы в спальню вошел кто-нибудь из взрослых и, взяв его за руку, сказал бы, что все в порядке, что ничего страшного не случилось. Но о детях словно забыли.

Время остановилось. Хотя прошло всего несколько минут или даже секунд, прежде чем невразумительный гомон сменился членораздельными фразами: предложениями, окриками, приказами, вскоре распространившимися по всему дому. А потом голоса снова смешались с топотом, шарканьем, треском, раздался испуганный крик матери и успокаивающий лепет Миры Деви. Где-то во дворе заржали лошади. На какое-то время они напомнили Яну о солнечном весеннем дне по ту сторону стены и ароматных кустах чая.

Мальчик вздрогнул, когда дверь распахнулась и на пороге появился дядя Мохан.

– Большой сюрприз! Сейчас мы все отправляемся в путешествие!

Дядя изо всх сил делал радостное лицо, но выходило неубедительно. Встретив тревожный взгляд мальчика, Мохан понял, что тот ему не верит, и стыдливо опустил глаза. Потом осторожно взял на руки спящую Эмили и вышел во двор. Ян с бьющимся сердцем последовал за ним.

За порогом его ослепило яркое солнце, и Ян несколько раз моргнул, прежде чем различил в его лучах четырех оседланных и груженных узлами и ящиками лошадей. На одной с угрюмым видом восседал муж Миры Деви, поводья другой держал отец Яна с не менее мрачным выражением лица. Заметив, что поклажи немного, мальчик несколько успокоился. Однако когда увидел, с каким лицом Мира Деви обнимает его мать, замер, охваченный новым приступом страха.

Они собирались вскочить в седла, когда Мира Деви подошла к Мохану и дрожащей рукой благословила спящую на его руках Эмили. А потом прижала к груди Яна, да так крепко, что у того заболели кости. Мальчик, как оглушенный, в последний раз вдохнул исходящий от нее запах земли и соли, такой знакомый ему с первых лет жизни. Заметив краем глаза кивок отца, Ян вскочил в седло. Уинстон тут же оказался рядом. Потом, подобрав курту, поднялась на лошадь Ситара. Когда она вытерла мокрые от слез щеки, губы ее сжались в озлобленной гримасе, и это напугало маленького Яна еще больше. Лошади неторопливо тронулись с места.