Тридцатник, и только - читать онлайн книгу. Автор: Лайза Джуэлл cтр.№ 18

— Интересно, куда они дели наши пальто? Наверняка сложили наверху, в хозяйской спальне.

Дилайла прыскает, затем делает серьезную мину и притворяется, будто встает с места:

— Пойду гляну, не нужна ли помощь на кухне. — После чего на нее нападает безудержный хохот и она падает на стул.

— Надеюсь, — шепчет Диг на ухо Дилайле, — нам на сладкое дадут компот.

Оба заходятся смехом, и лед, похоже, окончательно сломан. Дилайла Лилли образца 1999 года обладает чувством юмора! Испанка наконец спохватывается и заводит музыку, ресторан уже не так напоминает морг. Диг оборачивается к Дилайле, полной грудью вдыхает ее красоту и не выдыхает, удерживая это очарование в груди, поближе к сердцу, готовому разорваться от счастья.

Надин сидит, поджав ноги, на кожаном диване «ар-деко» с потрескавшейся обивкой. На ней кокетливый халатик, вышитый по моде пятидесятых годов птицами марабу, и огромные пушистые шлепанцы. Она прихлебывает какао «Кэдберри» из кружки «Саут-парк» и отчаянно пытается не думать о том, что сейчас поделывают Диг и Дилайла. Попытка с треском проваливается.

Надин бросает взгляд на видеомагнитофон, на дисплее 12.20. Следовательно, в действительности 9.45 вечера; дисплей испортился года три назад.

9.45. Они уже, вероятно, едят пудинг. Надин живо представила, как Диг кормит с ложечки Дилайлу, кладет клубнику в ее нежный, красный, с готовностью открытый рот и смеется, когда тонкая струйка ягодного сока стекает по подбородку Дилайлы. Диг наверняка надел новый свитер, купленный в «Джигсо», кашемировый, с треугольным вырезом, она сама помогла его выбрать, и свитер Дигу очень идет. А поверх свитера он набросил кожаный пиджак, в котором он выглядит массивнее, чем есть на самом деле. Это его лучший наряд на сегодняшний день, наряд для особых случаев. И должно быть, ради столь особого случая он не пожалел сил и отполировал зубы, надушил шею, спрыснул дезодорантом трусы, причесал бровь и отмыл шевелюру до полного блеска. Уж кто-то, а Надин знает, на что он способен.

Чувствует она себя ужасно. До сих пор мучается угрызениями совести из-за вчерашнего разговора с Дигом. И до сих пор не может поверить, что они поссорились, что он бросил трубку, что они ругались. Это так на них не похоже. Что Диг теперь думает, беспокоится она. Что он думает обо мне? Надин всегда была ему ровней, человеком, которого он уважает за логичный мужской ум, высоко ценит за пониженное содержание чисто женских качеств, как то: стервозности, страсти к сплетням, чрезмерного тщеславия и жеманства. Он всегда говорил, что эстроген и тестостерон пребывают в ней в завидном равновесии, но в тот ужасный позорный момент она позволила своему эстрогену вырваться из строгих брюк и превратилась в неуправляемую злобную стерву.

Как было бы хорошо, если б жизнь походила на компьютер и управлялась кнопками «вернуть» и «стереть». Тогда бы Надин бесследно стерла тот телефонный разговор из памяти.

Но теперь весь разговор от первого до последнего слова болтается в ее под — и просто сознании, словно запотевшая сардина в банке. Диг, надеется она, уже списал эту размолвку на случайный гормональный всплеск и, предвкушая встречу с Дилайлой, забыл о ней — мужчины не любят подолгу размышлять о подобных вещах. Но чем больше Надин раздумывает, тем тяжелее и горше ей становится, и тем сильнее она ненавидит себя.

Кроме того, ее тревожит (возможно, конечно, она себя накручивает) скрытая неприязнь к ее манере одеваться, которую она усмотрела в реплике Дига: «У Дилайлы есть стиль; она отлично одевается». Что это значит? Неужто Дигу нужна шикарная женщина? В костюмах от «Эскады»? В синих лодочках и золотых украшениях? В жемчужных серьгах и благоухающая дорогими мазилками? До сих пор Надин видела Дига с более интересными персонажами, более выразительными и классными, — если уж быть до конца откровенной, с девушками, более похожими на нее саму.

Надин понимает, что ее собственный стиль в одежде немного… вызывающий. Она привыкла к нелицеприятным комментариям таксистов, водителей автобусов и даже любовников — некоторых из них ее внешний вид смущал.

Для мужчин женская одежда — разновидность языка, и посему они делят ее на две категории: одежда, которую они понимают и которую не понимают. К моде эти категории не имеют ни малейшего отношения. Женская одежда призвана либо издевательски закамуфлировать сексуальность, либо бесстыдно выставить ее напоказ. Все прочее для мужчин китайская грамота.

Надин знает, что большинству мужчин ее гардероб внятен не более, чем иероглифы. Прежде всего они не могут взять в толк, почему девушка с такими заработками предпочитает носить подержанные шмотки или шить сама.

И напротив, женщинам очень часто импонирует ее чувство стиля — умение соединить разнородные элементы гардероба так, чтобы добиться законченного и классного ансамбля. Им нравится очарование и искусная выделка ее старинных вещичек, они восхищаются старомодной женственностью Надин, которая наряжается каждый божий день, привнося в свою жизнь забытое многими изящество. Они одобряют ее постоянные эксперименты с волосами, у них самих для этого нет времени либо склонности. «Ты храбрая, — твердят они. — Жаль, мне не хватает смелости носить такие вещи».

Надин всегда полагала, что Диг одобряет ее манеру одеваться и даже восхищается ею. Она всегда полагала, что он не похож на других мужчин, — он понимает язык ее нарядов. Теперь же выясняется, что он относится к ним враждебно, как и все прочие.

А взять ее квартиру. Это жилище сумасшедшей. Вы только гляньте: обои с кроликом Миффи [8] и розовый телефон. Подсвеченное неоновыми лампами зеркало, как это было принято у Элвиса Пресли, и торшер, танцующий фламенко. Подушки, обтянутые искусственным мехом леопарда и зебры. Коктейль-бар. Чайный сервиз «ар деко». Фонарики в виде кактусов, мягкие игрушки. Нелепые пустячки, памятные сувениры и прочий мусор, выброшенный другими. В квартире царит полный бедлам, но каким-то образом он производит впечатление. Ее жилище даже фотографировали для «Обсервера». Дом у нее действительно потрясающий, — всем, кто сюда попадает, он нравится, — но если ее одиночество затянется, то до добра это не доведет: она, чего доброго, начнет подбирать старые газеты, мертвых голубей и пакеты со стоптанными мужскими башмаками. И когда соседи заметят, что она уже несколько дней не выходит из дома, и взломают дверь, то обнаружат ее тело под грудой старых номеров журнала «О'кей», причудливого тряпья и пустых сигаретных пачек. «Бедняжка, — скажут они, — у нее была одинокая жизнь. Но по крайней мере она находила утешение во всей этой ерунде.»

О боже. С Надин вот-вот случится нервный срыв.

Она переодевается ко сну, испытывая отвращение к себе. Она противная, гнусная, плохо одетая, чокнутая старая дура и она желает соответственно выглядеть. Ее так и подмывает провести черные линии под глазами и размазать помаду на губах, выпить бутылку джина и разораться. Она хочет походить на Бетт Дэвис из «Что случилось с малышкой Джейн?», Фэй Данауэй из «Дорогой мамочки» и Элизабет Тейлор из «Кто боится Вирджинии Вульф?» — на всех троих одновременно. Она жалеет, что для полноты картины не обзавелась кудрявой болонкой с бантиком на макушке и гнусавым американским акцентом.