Разделяй и властвуй. Нацистская оккупационная политика - читать онлайн книгу. Автор: Федор Синицын cтр.№ 16

Выявление высокой религиозности населения привело власть к пониманию того, что реабилитация отдельных аспектов истории русского православия и других конфессий может ударить по всей системе государственной идеологии. Фактически, в государственной идеологии осталась только ранее введенная положительная трактовка «прогрессивности» Крещения Руси — по той причине, что оно «поставило русскую киевскую державу на одну доску с самыми передовыми странами Запада — Византией, Польшей, Чехией, Венгрией и рядом других» {311}. В то же время пропаганда педалировала утверждения об «антипатриотичности» Церкви: «История русского народа знает немало примеров измены и предательства со стороны служителей церкви: выступление новгородских попов в 1567 г. против Ивана Грозного, создававшего единое крепкое государство, и изменническая деятельность высшего духовенства в пользу Литвы; измена поповщины во главе с патриархом Иовом во время польской интервенции начала XVII в.; подлая деятельность наемника царской охранки и японского шпиона попа Гапона и т.п.». Пропаганда утверждала, что религия «разжигает национальную рознь, пытается натравить трудящихся разных национальностей друг на друга» {312}. Так, в Кабардино-Балкарии муллы и представители других религиозных культов были обвинены в провоцировании преступлений по националистическим мотивам {313}.

В 1940 г. Президиум Академии наук СССР заслушал доклад Е.М. Ярославского о мерах по усилению научно-исследовательской работы по истории религии и атеизма. Институту истории АН СССР было поручено подготовить к публикации работы, раскрывающие «реакционную роль церкви в истории народов СССР» {314}. В июне 1941 г. в журнале «Безбожник» была опубликована статья, в которой утверждалось, что «Русская церковь в эпоху монгольского завоевания пресмыкалась перед ханами», а также была «антинациональной» в другие периоды истории: «Когда народ подвергался нашествию врагов, церковь часто предавала его и продавала завоевателю. Когда он копил силы для освобождения, религия ослабляла его проповедью покорности и безволия. Когда он, наконец, сокрушал иго и очищал свои земли от чужеземных поработителей, церковь обкрадывала его, приписывая все заслуги Богу и себе». Был сделан вывод, что «религия является злейшим врагом советского патриотизма» {315}. В условиях активного внедрения доктрины советского патриотизма такая оценка была уничтожающей.

Роль религии в мире в целом оценивалась так же отрицательно. Пропаганда распространяла уверения, что «церковь не только организационно и политически связана с фашизмом», «находится… на службе фашизма», но и «пытается внушить верующим мысль о примирении с фашистами» {316}. Резко негативная оценка давалась католической церкви — в частности, что она «не несла с собой высокой культуры, науки, искусства, как это было с православной церковью при христианизации Руси», а «христианизация прибалтийских народов, совершавшаяся силами немецких “псов-рыцарей” в XII в….была средством уничтожения самостоятельности и независимости… служила делу закабаления местного населения, его истреблению, физическому уничтожению» {317}. Подчеркивалось, что на Западной Украине и в Западной Белоруссии «ксендзы… мечтают о возвращении ненавистного народу панского строя» {318}. Утверждалось о связи муфтия Иерусалима М.А. эль-Хусейни и мусульман Эфиопии с итальянскими фашистами {319}.

Положение всех конфессий в СССР в конце 1930-х гг. было крайне тяжелым. К началу войны Русская Православная Церковь имела 3021 действующий храм, но при этом около 3 тыс. из них находилось на территориях, вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг. Священнослужителей у РПЦ насчитывалось 6376 человек (в 1914 г. их было 66 100), монастырей — 64 (в 1914 г. — 1025) {320}. У Церкви не было духовных учебных заведений и периодических изданий. К концу 1930-х гг. в СССР не осталось ни одного евангелическо-лютеранского прихода {321}, а католическая церковь имела два храма (в Москве и Ленинграде), не считая храмов на традиционных территориях проживания католического населения (Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия), присоединенных к СССР в 1939–1940 гг. Религиозные учреждения Армянской Апостольской Церкви за пределами Армении были ликвидированы, а Патриарх-Католикос Хорен I был убит НКВД в 1938 г. {322}, [15] Подавляющее большинство мечетей в СССР было закрыто — в 1941 г. в стране осталось 1312 мечетей и 8052 мусульманских священнослужителя {323} (максимум 9,3% и 17,9% к их дореволюционному числу, соответственно). Так, в Башкирии число мечетей сократилось в 201 раз {324}. В период с 1917 по 1941 г. в Бурятии было репрессировано не менее 12 000 буддийских священнослужителей, в Калмыкии — более 1500 {325}. Буддийская конфессия как религиозный институт была полностью разгромлена — в СССР не осталось ни одного действующего буддийского храма. Власти требовали принять меры по окончательному «очищению» сознания масс от буддизма {326}. В 1938 г. был расстрелян раввин Московской хоральной синагоги Ш.-И.-Л. Медалье. К 1941 г. подавляющее большинство еврейских религиозных учреждений было закрыто, хотя некоторые синагоги, в том числе в Москве и Ленинграде, продолжали работать — вполне возможно, их оставили для профилактики антисоветских настроений в еврейских кругах зарубежных стран.

Пропаганда пыталась убедить население СССР в падении религиозности в стране, утверждая, что все конфессии «влачат незавидное существование», испытывают «недостаток кадров», и что «религия не имеет опоры ни в экономике, ни в общественном строе» {327}. Однако на самом деле религиозность в народе сохранялась — партийные органы на местах признавали, что в народе «глубоко засел религиозный дурман». Неподатливость значительной части населения к антирелигиозной пропаганде сочеталась со слабой работой антирелигиозников. Например, в Амурской обл. к маю 1941 г. не было районных советов СВБ, а из семи членов областного Совета, избранных в июле 1939 г., осталось только два человека {328}.