Тайны древних бриттов - читать онлайн книгу. Автор: Льюис Спенс cтр.№ 42

Таким образом, в древней британской мистической философии присутствуют лишь три плана, а не семь, как в восточной. Также, по-видимому, не идет речь о том, что человек имеет последовательно несколько физических тел, как это преподносится в восточных философиях, хотя предполагается, что он состоит из различных «материалов», или элементов.

В триадах бардизма присутствует диалог в виде вопросов и ответов, который проливает значительный свет на ранние британские представления о свойствах души. На вопрос «что есть сознание?» следует ответ: «Глаз Бога в сердце человека, который видит все, что различимо — с точным определением формы, места, времени, причины и цели». Рассудок интерпретируется как обращение сознания, во время которого оно созерцает посредством зрения, слуха и опыта все, что предстает перед ним, а понимание описывается как работа сознания, при которой оно расходует свои энергии и мощь с целью приобретения знаний.

В этом диалоге Бог показан как жизнь всех жизней, дух Бога — как сила всех сил, а провидение Бога — как порядок порядков и система систем. Истина — это наука мудрости, сохраненная в памяти сознанием, душа — это дыхание Бога в теле человека, тогда как жизнь — это мощь Бога.

Бык — священное животное и символ божества

В «Изречениях бардизма», написанных Йеуаном аб Хивелом Сурдвалом, поэтом, творившим около 1450 г., демонстрируется глубокое постижение бардовской философии существования. Удивительно обнаружить в Уэльсе в ту эпоху столь глубокий тип мышления, запечатленный в этих изречениях. Если бы эти сентенции были известны профессорам елизаветинского Лондона, то, возможно, они бы заставили их пересмотреть свое мнение относительно современной им кельтской цивилизации! Давайте бегло взглянем на некоторые из афоризмов.

Говорится, что не может не существовать то, что вырабатывает большее количество добра, чем зла, потому что иначе не бывает — в силу власти Бога, его мудрости и любви. Доброе оно или злое, бытие или небытие — в том не может быть уверен человек, поскольку разум ничего об этом знать не может. Другие говорят, что это есть материя всего. Однако лишь только Бог знает добро и зло его, полезность и бесполезность, и то, чего будет больше — добра или зла. Опознаваемое великое добро для всех без вреда для кого бы то ни было не может не существовать, поскольку в противном случае три главных атрибута Бога, а именно: знание, мудрость и милосердие, не могли бы пребывать без столкновения с бедой и нуждой, «поэтому бардизм верен».

Истина не может явиться из того, что не хранится в истине и что не заключает в себе всякую истину, поскольку истина не может прийти из того, что противоречит или противостоит тому, что истинно. Далее говорится, что сила Бога — это гарантия того, что лучшие из вещей существуют.

«Десять заповедей бардов», обнаруженные в «Синей книге», очевидно, были проникнуты христианским мышлением. Например, нам предписывается соблюдать воскресенье и воздерживаться от почитания идолов, что показывает, что такая тенденция почитания действительно существовала. Но определенные места обнаруживают кельтскую ментальность. Это, например, касается трех «избавлений»: «не будет никакого проступка, который не будет выправлен, не будет никакого неудовольствия, которое не будет прощено, и не будет никакого гнева, который не будет усмирен, отсюда следуют три главных вердикта: первый — не будет ничего некрасивого, что не будет украшено; второй — не будет никакого зла, которое не будет изъято; третий — не будет никакого желания, которое не будет исполнено. И по достижении этой черты: во-первых, не может быть ничего, что не будет узнано; во-вторых, не может быть утраты чего-либо любимого без обретения вновь; в-третьих, не может быть конца Гвинуиду, раз достигнутому. И не может быть никакой иной понимающей силы и любви, кроме как все это — с бережным исполнением того, что возможно».

Эти последние заключения особенно отражают кельтский настрой. По всей видимости, в них нет ничего библейского и уж конечно их меланхолическая красота не имеет ничего общего с жесткой, сухой теологией тевтонов. Ядро их философии, по-видимому, составляет мысль, что, несмотря на все перипетии борьбы души, в конце все оказывается хорошо. Они повторяют вековечное восклицание поэта о том, что красота не может умереть, что где-то, пусть скрытый за облаками, ожидает дух — в самом конце путешествия души, и что, несмотря на все человеческие мучения, есть явный выигрыш по окончании борьбы. Это не фатализм, эти верования не имеют ничего общего с неприятной философией наказания, которая особенно характерна для иудейского мировосприятия и которая также тесно связана с ранними варварскими воззрениями. Это настоящая философия радости, просвечивающей сквозь все кельтское искусство, пусть порой и затененной тучами.

Откуда же тогда исходит идея борьбы человека? Мне представляется, что в нашем национальном мистицизме представление о борьбе, об эволюции предусматривает, скорее, естественный, самообусловленный курс, чем серию фаз, через которые должна пройти человеческая душа. Речь идет, скорее, о процессе роста души, чем об определенных правилах, которые она должна соблюдать. Восточные философии говорят, что человеку, вставшему на путь развития, следует двигаться по определенной дороге, строгим образом выложенной для него, — дороге, путь по которой может занять целые эры, прежде чем приведет его к последней ступени. Практически на каждом шагу этого пути человеку предлагается выбор: следовать верной или неверной дорогой; но мистицизм наших отцов делает меньший акцент на выборе, или, по крайней мере, мне это так представляется. Человек должен двигаться вверх, хочет он того или нет. Порой он может скатываться в Абред, но, в конечном счете, он должен достичь Гвинуида. На Востоке действительно есть представление, что в конце жизни любая душа должна возвратиться к Богу, но там этот процесс не только видится гораздо более длительным, но и не представляется столь автоматическим. По моему мнению, в «Барддас» выдвигается, скорее, идея определенной эволюционной машины, в которой происходит медленный рост души от низкой формы существования к высотам Гвинуида, чем некой схемы, в рамках которой крайне важен образ действий человека. Не то чтобы в британской системе он не был важен, но здесь человек, опираясь на него, получает основную помощь от сверхъестественных сил. Как я уже говорил, здесь речь, скорее, идет о том, что через серию рождений человек медленно проходит через планы бытия к свету Гвинуида, чем о том, что он достигает его всецело благодаря своему волению и образу поведения.

Признается также огромная важность научного знания для души человека, знания, являющегося, по сути, рычагом, с помощью которого человек поднимает себя с одного плана на другой. Одно это прагматическое указание свидетельствует о западном происхождении этих идей. Добрые дела, безусловно, помогают человеку, но отсутствие знаний оккультных наук может затормозить его продвижение. Продвижение должно ускоряться благодаря последним, в связи с чем столь важное значение уделяется инициации. Все выглядит так, как будто через инициацию человек получает гарантированную возможность попасть в план Гвинуида, тогда как без нее он может скатиться назад в Абред. Такой расклад явно напоминает египетскую идею о том, что без знания «Книги Мертвых» человеческая душа не может надеяться обрести рай.