Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания - читать онлайн книгу. Автор: Жак Сустель cтр.№ 24

Как мы видим, все эти технические приемы обозначались словом тольтекайотль — «принадлежащее тольтекам». Таково было благородное звание этих ремесленников. Впрочем, в ссылках на славное прошлое не всё было художественным вымыслом; в кочующем племени ацтеков, поселившемся на болотах в 1325 году, не было ремесленников, изготовлявших предметы роскоши. Мастера, влившиеся в это племя, представали наследниками древнего искусства, которое, после падения Тулы, уцелело в небольших приозерных городках типа Колуакана или Шочимилько, жители которых, как сообщает нам Иштлильшочитль, сохранили обычаи, язык и навыки тольтеков. Гранильщики, например, слыли потомками жителей Шочимилько.

Эти ремесленники были окутаны флером экзотики. Для мешиков, принадлежавших к однородному племени, это были люди иного, далекого, немного таинственного происхождения. Те из них, кто изготовлял восхитительные и изящные мозаики из перьев, головные украшения, уборы и знаки отличия для вельмож, были, как говорят, первыми жителями этой страны. Вместе со своим богом Койотлинауалем («вырядившийся койотом») они основали свой поселок Амантлан вокруг храма, где возвышалась его статуя, украшенная золотом и перьями и покрытая шкурой койота.

В историческую эпоху поселок Амантлан был всего лишь одним из кварталов столицы, но существуют некоторые указания на то, что он был поглощен Мехико в результате войны. В религиозном песнопении «Уицилопочтли икуик» в честь великого мешиканского бога есть такая строфа: «Враги наши из Амантлана (Амантека тойаоуан), собери их ради меня: пусть враги останутся в своих домах». И ацтекский толкователь уточняет: «Их дом будет сожжен», то есть «Они будут завоеваны». В этих старых священных стихах, таким образом, проскальзывает упоминание о временах, когда земли сшантека еще не были включены в город, а они сами являлись врагами, на которых жрецы призывали гнев Уицилопочтли.

Что до ювелиров (теокуитлауаке), то они тоже принадлежали к чужеземцам. Странное дело: хотя их тоже называли «тольтеками», их обычаи связывали их с другими народами, более далекими и еще более экзотическими в глазах ацтеков. Их верховным богом был Шипетотек — «бог всех людей с побережья, истинный бог Цапотлана», который держал в руке золотой щит, «как у людей с побережья». Ему поклонялись в храме Йопико («место йопи») — так назывался народ, сумевший по большей части сохранить независимость от Ацтекской империи и проживавший на тихоокеанском склоне гор, до самого берега океана, между мешиками и миштеками.

Йопи, которых называли также тлапанека («раскрашенные люди»), потому что они раскрашивали свои тела, считались «варварами», то есть не говорили на языке Мехико. «Они жили в бедной и бесплодной стране, страдая от недорода, на суровой и неровной земле, но они знали драгоценные камни и их свойства», — говорит Саагун. Поэтому, несмотря на скудость своей земли, они слыли богатыми. Если вспомнить, что ювелирное дело было привнесено в Центральную Мексику сравнительно недавно, а кое-какие поразительные образцы этого искусства обнаружены в стране миштеков, возникает мысль о том, что ювелиры со своим богом с побережья, облаченным в золотую мантию, были носителями южного влияния, в корне чуждого примитивной ацтекской культуре.

В рассматриваемую нами эпоху они наверняка уже укоренились в мексиканском обществе, но как отдельный элемент, со своими собственными обычаями. Мастера плюмажей из Амантлана общались практически только со своими соседями, торговцами из Почтлана, и садились с ними за один стол во время общих пиров. Как и почтека, они могли принести в жертву раба после военнопленных, в месяц панкецалицтли; жертву покупала вся корпорация в складчину. В месяц тлашочимако они отмечали особый праздник в честь своего квартального бога, четырех других богов и двух богинь, тоже относящихся к их корпорации, и приносили обет посвятить своих детей ремеслу, которым занимались сами.

Благодаря своему тонкому вкусу и бесконечному терпению эти ремесленники, как мы увидим, создавали, используя простейшие инструменты, настоящие шедевры. Альбрехт Дюрер, увидевший в 1520 году в Бельгии кое-какие из подарков, сделанных Мотекусомой Кортесу, которые тот прислал Карлу V, писал: «Эти предметы столь драгоценны, что их оценили в сто тысяч флоринов. За всю свою жизнь я не видел вещей, столь радующих сердце, ибо нашел в них восхитительное искусство и был поражен изощренным гением людей из тех чужих краев». Попробуем представить себе этих ремесленников, одни из которых работали на правителя во дворце, где их видел Берналь Диас, а другие дома, получая камни, перья или металл от сановников или купцов и создавая драгоценности и украшения. Каждую мастерскую занимала только одна семья: жены мастеров плюмажей, например, ткали и вышивали, делали одеяла из кроличьего пуха или окрашивали перья. Дети учились, глядя на родителей.

Скромный социальный статус «тольтеков», не стремившихся ни к власти, ни к богатству, не лишал их определенного уважения. Молодые сановники не гнушались «для упражнения и развлечения обучаться некоторым искусствам и службам: рисовать, заниматься резьбой по камню, дереву или золоту, обрабатывать драгоценные камни». Младшие сыновья Мотекусомы I, которые не могли править, посвятили себя «прикладным искусствам». Художника вознаграждали и, похоже, довольно неплохо: в одном (правда, исключительном) случае каждый из четырнадцати резчиков, изготовивших статую Мотекусомы И, получил в задаток одежду для себя и для жены, десять нош бутылочных тыкв, десять нош бобов, две ноши стручкового перца, какао и хлопка и лодку, наполненную маисом; а по завершении труда — двух рабов, две ноши какао, посуду, соль и кипу тканей. Вероятно, что на разных стадиях работ мастера получали щедрую плату. С другой стороны, их облагали налогом, но они, как и купцы, были освобождены от личной службы и сельхозработ. Наконец, их корпорации пользовались тем, что мы сегодня называем «гражданской правосубъектностью»: их руководители представляли их перед центральной властью и органами правосудия.

Значит, и здесь речь идет о привилегированном сословии, стоящем над массой «простолюдинов». Но от купцов их отличает то, что среди мастеров не наблюдалось более или менее подавляемого стремления подняться выше по общественной лестнице. Не было и напряженности, царившей между правящим сословием и почтека, и привычной для последних скрытности. Ремесленнику нечего скрывать, ему не надо оправдываться за престиж, к которому он не стремится. В этом сложном обществе у него есть свое место, которое ему подходит и на котором он намерен оставаться. Сословие торговцев динамично, сословие ремесленников — статично. Оно довольно тем, что занимает, благодаря льготам и уважению, заслуженному своим талантом, ту ступень на общественной лестнице, которая находится сразу над «плебсом» — народом без привилегий.

Ацтекским словом «масеуалли» (во множественном числе «масеуалтин») в XVI веке обозначали любого, кто не принадлежал ни к одной из перечисленных выше социальных категорий, но и не был рабом: это было «простонародье», «плебеи» в испанском переводе. Похоже, что изначально это слово значило попросту «труженик». Оно происходит от глагола «масеуало» — «работать, чтобы снискать заслуги». Отсюда слово «масеуалицтли», что означает не «работа», а «деяние с целью снискать заслуги»: так, например, называли некоторые танцы, которые исполняли перед изображениями богов, чтобы выслужиться перед ними. Видно, что в этом слове нет ничего пренебрежительного. В литературе много случаев, когда «масеуалтин» можно перевести просто как «люди», без всякого оттенка ущербности. С другой стороны, не вызывает сомнений, что с течением времени это слово приобрело слегка презрительный оттенок Масеуалли заведомо не знаком с хорошими манерами. «Масеуаллатоа» значит «говорить по-деревенски», а «масеуалтик» — «вульгарный».